CRUEL INTENTIONS
НА ЧАСАХ: поздний вечер. В НАВИГАТОРЕ: сеул. jennie & jungkook
четыре года прошло с того момента как мы виделись в последний раз. четыре года прошло с тех пор,
как я отправил свою сестру подальше от себя, как мы разошлись по разным углам и решили жить по отдельности.
[NIC]Jennie[/NIC]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2wsat.gif[/AVA]В последнее время в моей жизни чередой сменяются отели и их номера. Я не запоминаю узкие улочки городов, яркие неоновые вывески рекламы, что ночами светит прямо в окна моего номера с пудовыми шторами. Для меня все портье выглядят одинаково «никак», всегда одетые с иголочки, ничуть не сонные, бодрые как свежим утром и шипучие, как кофе с кока-колой. Я улыбаюсь, пока они оформляют электронные ключи от номера и блокируют часть моей суммы на карте, если вдруг Дженни Чон решит исчезнуть, не заплатив по счетам и прихватив с собой выпивку из мини-бара.
В последнее время мне ужасно скучно во всем этом глянцевом блеске издательства, отвлекающих фотовспышках и встречами с однотипными людьми, - все вежливы, покладисты и готовы творить, исключая из своей жизни сон и секс не как взаимозаменяющие понятия, а совсем. Напрочь. В Гонконге всем вечно некогда, каждый куда-то спешит, размазываясь крошечным акварельным пятном на пешеходных улицах. А я остаюсь в душном баре, чтобы в одиночестве выпить парочку мохито, отшить двух-трех назойливых китайцев, а после сесть в такси и вернуться в номер очередного отеля, где мне наконец-то удастся остаться наедине с собой. Налить себе немного джина из прозрачной конусообразной бутылки минибара, а после упасть навзничь на свежую безликую постель, открывая для себя бездонный и необъятный океан роскошного и безмятежного сна. Мне кажется, где-то здесь я смертельно устала от скуки и затупленных эмоций. Такое иногда случается, когда в жизни все идет слишком гладко, когда достигаешь целей, не успев их даже зафиксировать в своей голове. Кто-то решает все за меня, лишая удовольствия поломать голову, выстроить лестницу из полуобвалившихся ступеней, по которым я хочу подниматься наверх, ловя по воздуху кусочки отшвартовавшихся облаков, что пухом падают с неба. Я засыпаю в любом номере отеля, не тоскуя, не угрызаясь пестрыми фрагментами прошлого, и совершенно неважно, какой за окном город: Сеул, Нью-Йорк, Гонконг или Милан. В прошлом месяце мы всей съемочной группой летали в Абу Даби, провели там без нескольких дней две недели, создавая очередной концепт, сотканный из последних веяний арт-моды. Я не использую «новый», я говорю «очередной». И где и когда все вокруг потеряло свой вкус, я не знаю. Но именно эта пресная солнечность азиатского Нью-Йорка толкает меня обратно... к тебе.
Где-то между этими событиями: уходом от себя и встречей с тобой, меня встречают зеркальные витражи аэропорта, солоноватый воздух Инчхона и люди, которых я почти не помню. Прошло пять лет с тех пор, как моя потребность в корейском обществе дала трещину, превратив ту в испещренный узор. Оказавшись в очередном номере отеля, внутри которого теперь пахнет сандаловым маслом, а мои волосы все тем же - сладким кокосом, резко падаю на край белоснежной безликой кровати, подтягиваю мобильник и листая записную книжку, ищу имена, которые могли бы дать ответы на возникшие внутри вопросы. Мы не виделись с Чонгуком около пяти лет, с тех самых пор, как я уехала на стажировку в Китай, а после там решила и остаться. Он не звонил и не поздравлял меня с Рождеством и днем рождения, я поступала также, где-то забыв о своем старшем брате, оказавшись в совершенно новом разноцветном водовороте китайских жизней, манимая яркими улочками с изобилием ароматов и запахов – вокруг всегда было так много неизведанной для меня еды, напитков и колорита, что лекарством проникал мне под кожу, распространяясь по системе кровеносных сосудов и наполняя мой блеклый от серости организм неизведанными красками. Но любой магии с наступлением холодов приходит конец, в этот раз меня подвело само лето: слишком жаркое, чересчур душное и неимоверно дождливое. Теперь я отчаянно нуждалась в чем-то, что давно осело во мне слоем мелкой пыли, чем-то давно проверенном и изученном. Я скучала. Мне нужны были чужие эмоции, что дрейфовали вокруг подобно смерчу, сметая все вокруг, более того, мне хотелось ступить в самый центр этого урагана и стать его причиной, чтобы чужими руками смести с органов чувств всю эту вальяжную красочность чужих мест, что подобна облупившейся и давно потускневшей алкидной краске.
Я выбираю Мими, провожу большим пальцем правой руки по экрану, несколько секунд слушаю гудки, а после откидываюсь на кровать, где мои каштановые волосы все также резко контрастируют с идеально белыми простынями, когда отчетливо различаю звонкий голос подруги. - Дженни! Где ты пропадала? Со стороны ее клубничного лета, различаю другие голоса, что зовут ее с собой дальше развлекаться и веселиться под лучами жгучего сеульского солнца. - Привет, я утром прилетела, ты в Сеуле? Хочу встретиться. – Голос, как у маленькой кошечки тот самый, который все вокруг так любят, сравнивая меня с мягкой и податливой девочкой. Все. Кроме него. По крайней мере, так было раньше, за пять лет слишком многое могло измениться.
С Мими мы договорились встретиться вечером в одной из кофеен Хондэ, где вокруг пахло еще свежим деревом, видимо, открылись совсем недавно. В воздухе витали смешанные ароматы холодного зеленого чая, сладкого кофе, сваренного с мятным сиропом и свежей ванильной выпечки с растаявшим на поверхности коричным сахаром. Я позволила Мими долго-долго расспрашивать меня о путешествиях, о работе в одном из самых ярких и модных изданий. Вог – это своеобразный концентрат искусства, прочно обосновавшегося в моде, среди сотрудников издательства невозможно встретить лузера, здесь даже разносчики кофе способны различить красный от кораллового. А после, вдоволь наулыбавшись и ни разу не прикоснувшись к давно остывшим вафлям, я озвучила вопрос, который уже несколько часов горел на языке, наполняя рот словно патокой, - А ты ничего не слышала о Чонгуке? – Это моя кульминация, собственно то, ради чего и затевалась данная встреча. Мими удивленно таращит глаза и без того непривычно большие, выпускает зеленую трубочку изо рта и громко, прорезая гул внутри кофейни, интересуется или удивляется, мне не удается описать эту отвратительную эмоцию и я опускаю взгляд, разглядывая рисунок на поверхности стола, - Вы правда не общаетесь? Боже, я даже подумать не могла, что это правда! Ты же никогда не отходила от своего брата, была, как приклеенная, – Мими смеется, а мне хочется плеснуть ей в лицо остатки своего остывшего кофе, который покрылся млечной пленкой, но я сдерживаюсь и даже улыбаюсь, снова ловя ее взгляд на себе. Кажется, она замечает, как расширяются зрачки моих глаз, и все еще не веря в происходящее, но уже гораздо тише, она продолжает, - Я точно не знаю, Дженни. После твоего отъезда многое изменилось. Чонгук редко появляется в наших старых местах, поговаривают, что он даже ночные клубы не посещает два раза подряд, а кто-то и вовсе считает, что он забросил все тусовки, углубился в работу и собирается жениться. На последней фразе у меня внутри что-то обрывается и резко рушится вниз, создавая неприятный спазм в желудке. - Женится? Отчетливо ощущаю, как левая бровь ползет вверх, выражая всю нелепость подобного вопроса и утверждения. Кто угодно, но только не Чонгук. - Это слухи, тебе лучше самой с ним увидиться. Если хочешь, я позвоню нашему Экстази, он сможет сказать, где искать твоего брата. – Мими подмигивает и всем своим существом излучает заинтересованность в сложившейся ситуации.
Надо отдать должное, наш дэнди, застрявший в своих фантазиях детства и отказавшийся взрослеть действительно за пару десятков минут нашел для меня адрес Чонгука и теперь сижу в темно-синем такси с мерцающей желтой шашкой на крыше, водитель сказал, что у него перегорели лампочки и он как раз ехал в мастерскую, но не смог оставить такую очаровательную девушку почти ночью одну и не подвезти до указанного места. Я сдержанно улыбаюсь, поправляя распущенные волосы, и перевожу взгляд на мелькающий за стеклом городской пейзаж не такой урбанистический, к которому я уже привыкла в Гонконге, более сдержанный, лаконичный, концептуальный, но вся эта атмосфера умеренности находила укол забытых ощущений на дне моего сердца. Я оставила водителю хорошие чаевые, мне показалось, он откуда-то из Мьянмы или может быть, Индии, хотя, скорее, все же из Бирмы, но расспрашивать его ни о чем не хотелось, я торопилась. Хотя, в обычное время люблю послушать такие вот истории выходцев из крошечных развивающихся стран или тех, чье развитие и вовсе остановилось. Где-то там по улочкам под палящим солнцем все еще ездят повозки, запряженные волами или лошадьми, люди выживают, работая на плантациях чая, риса или хлопка и все это происходит в наше время практически рядом с нами.
В «его» доме меня снова встречает консьерж и ощущение дежавю, заключенного в петлю, вызывает на губах улыбку. Мне приходится некоторое время объяснять к кому я, чтобы узнать номер квартиры и даже продемонстрировать свой айди, но этот наглаженный хранитель ячеек все равно сомневается. Он пробует позвонить хозяину квартиры – Чон Чонгуку, но тот не отвечает на звонки. Мужчина вежливо сообщает мне, что моего брата, вероятно, нет сейчас дома, а я улыбаюсь алыми губами и говорю, что ничего, я могу подождать, новости очень срочные и вид мой настолько несчастный, что тот сдается, впрочем, как и любой из представителей его рода, разве что кроме того, на чей этаж я сейчас поднимаюсь, поправляя волосы, глядя в огромное зеркало металлической коробки лифта. И именно из-за этой недостижимости я жму дважды на звонок, но никто и правда не открывает и мне приходится ждать его целых два часа, пока наконец-то тяжелые двери лифта вновь не раскрываются, впуская полоску света на этаж, потому что основной давно погас из-за моей малой подвижности. Это был Чонгук с какой-то девчонкой, на этот раз с ярко-рыжими волосами, но все еще не брюнеткой и я улыбаюсь лукаво, так, словно знаю какие-то его слишком личные тайны. Братишка меняется в лице моментально, исчезает эта его очаровательная, плотоядная даже, улыбка оплывает с лица, как расплавившийся воск от свечи. Прожигает темными глазами во мне дыру прямо в центре и я почти чувствую, как кожа на плечах и шее начинает гореть. У него на губах повис немой вопрос: «Какого черта ты здесь делаешь?» и пока он не успевает привести его в действие и озвучить, я перехватываю инициативу, - я ждала тебя два часа, нужно поговорить, это важно, - вполне предсказывая тот вариант событий, где он не станет меня слушать, пройдет мимо, увлекая свою рыжую пассию за собой в квартиру, а мне придется досаждать ему назойливыми звонками в дверь. Если будет нужно, я вполне могу дождаться его до утра, а если совсем надоест, начать подбирать четыре цифры электронного замка. В конечном итоге, вариантов не то, чтобы много.
В голове давно все было разложено по своим местам и находилось на полном контроле, не было ни одной вещи которая бы выбивалась из идеально отлаженной системы, не было искр, что заставляли бы терять бдительность и выходить из строя, больше не было огня - все замерло. Мне казалось что я поставил все на паузу, просто нажал на чёртову кнопку и резко остановил свою жизнь, перерезал нити временных потоков, что соединяли меня с чем-то ультра-наркотическим и по-настоящему сумасшедшим. Не помню когда точно это началось (очередное вранье), но кажется (точно) все замерло после отъезда младшей сестры, что и приводила каждый из моих механизмов в движение - она заставляла сходить с ума и теряться в пространстве, она заставляла все лететь к черту, ведь только от одного ее запаха моя голова уже переставала работать заполняясь ядовитым туманом. Пришла зима и все мои и так спрятанные чувства покрылись ледяной коркой, сквозь которую уже точно ни у кого не выйдет пробиться, мир катастрофически сжался, а из грудной клетки изъяли сердце и увезли его в совершенно иное измерение_страну - она смогла раздробить меня, так до конца и не осознав это, она разбила на части мой единый атлас и не попрощавшись скрылась в воздушной дымке облачного покрывала. Она исчезла, а я в очередной раз решил, что не создан для тепла, что вообще давно потерян для каких-либо натуральных чувств и спрятан за глянцем страниц своего любимого издания. Приоритеты оставшись прежними выцвели и утратили свою былую привлекательность, а на однодневных отношениях и нечего не значащем сексе будто расплылись смоляные краски, выжигая ощущения до самого основания и высасывая последние крупицы радости из моего и без того отощенного на эмоции мира. Я спрятался, окончательно закрылся за объективом камеры и погрузил свой мир в звук затвора фотокамеры и ослепляющей всех солнечной вспышке. Я стал не таким каким уже давно привыкли видеть меня все остальные, отправил на корректировку личное расписание и добавил щепотку банальности в чересчур неспокойную жизнь. Вереница моделей_бариста_официанток сменилась одной единственной псиной, что так вовремя кинулась мне под колеса машины, а позже и вовсе решила не покидать мою жизнь. Теперь дома всегда был кто-то, кто ждал моего прихода и отчего-то это радовало, хотя обычно больше вызывало раздражение. Вечные походы по вечеринкам и клубам утратили свой былой блеск, неоновая пыльца была убрана и похоронена в одной из тех коробок с надписью "Джен" что так и стояли в моем шкафу - к которым даже невесте было запрещено приближаться_думать_смотреть что там; все прошлое, что когда-то было неотъемлемой частью моего расписания, перестало уже интересовать так как прежде, кто-то выкрутил лампочку и забрал тот яркий свет на который так хотелось лететь. Суетящиеся и зачастую находящиеся в наркотических мирах люди начали лишь раздражать и вызывали ничем не прикрываемое отвращение; чересчур перекрашенные и выливающие на себя литры духов девушки, что оголяли все больше и больше тело, теперь они выводили из себя и отталкивали, а не приманивали к себе как это было раньше - раскрепощенные и легко поддающиеся контролю, не знающие слов отказа и согласные абсолютно на любой сценарий, совсем не волнующиеся о последствиях. Я больше не ходил туда, не посещал вечеринки и закрытые фуршеты, только если это касалось работы и могло как-то помочь моему продвижению по службе, но просто так - нет, я устал. Все осталось в прошлом, тогда, когда она могла встретить меня в дверях моей же квартиры и начать поучать, когда я срывался и прижимая ее к стене бессвязно шептал что не отпущу, что не позволю вырваться, тогда, когда мы постоянно находились в своем мире и не обращали на тот ярлык висевший над нашими головами. Все осталось там, в прошлом, когда "нельзя" стиралось тихим стоном и заменялось на "пошло оно все". Все осталось далеко позади.
Сейчас все не так, все иначе. Постепенно жизнь приходилось выравнивать. Естественные желания удовлетворять, а стабильной и единственной партнерше (что помогла моей собаке выжить после той аварии) как-то обронить "может переедешь ко мне?". Кажется это было как раз после той командировки, когда я в очередной раз увидел сестру и когда в очередной раз понял, что нам лучше не встречаться, что без красок уже привычнее и не так опасно, как с ними. Все вновь замерло так и не успев начать свой ход и лишь для того, чтобы понестись с бешеной скоростью в самую бездну, навстречу собственным демонам и рассыпаться, так бережно собранному когда-то, подобию жизни. Услышанное от консьержа "вас там ждут..." и совершенно игнорируемое кто именно, ведь уже привык к визитам с работы в любое время дня и ночи - почти постоянно пропадал за рабочим столом, пытаясь отстраниться от внешнего мира и почти никогда не находился дома. На вопрос, уже своей невесты, о том, что проведу ли очередную ночь вне дома или же пошлю всех куда подальше, прижимаю девушку к себе и говорю уже привычное для нас двоих "это моя работа". В этих словах сразу скрыто все и она почти сразу поняла, что пытаться высказываться по этому поводу лучше не стоит, что слишком быстро могут быть изменены все правила и перечеркнуты даты совместных мероприятий, что планируются на совсем скоро. Стоило только дверям лифта приоткрыться, стоило повернуться в сторону того, кто ожидал, отпуская руку своей невесты и переставая улыбаться, вроде как и по-настоящему (но не так как в детстве, когда мы с сестрой создавали свою собственную вселенную под кухонным столом, накрытым моим махровым одеялом). По всем планам пошла безобразная паутинка-трещинка, хрустальные нити удерживающие стабильность зазвенели, а некоторые и вовсе осыпались прямо под ноги. По шкале от одного до десяти, землетрясение под именем Чон Дженни прошлась на все одиннадцать, уничтожая внутренний контроль своей неожиданностью. Я тонул, вновь погружался на самое дно лишь от одного ее голоса и разрывал на части все обещания, что были даны после того раза, когда она в последний раз захлопнула за собой дверь моей квартиры. За дверью лает Джек и разрушает поставленный на паузу момент, помогает вздохнуть и взять себя в руки, вернуться обратно - Это моя сестра милая, так что сегодня, похоже, я все же останусь дома. Легкий поцелуй в висок для невесты -мы поговорим наедине, а ты пока приготовь нам кофе... Она будет такой же, что и я и легкое игнорирования для сестры (?). Кажется, что мне вновь приходилось вспоминать, что значит делать вид что все отлично, когда на деле во мне рушились небоскребы и гасли все звезды, когда что-то тянуло вперед к той, что дарила краски и заставляла дышать чаще. Все те же темные волосы, пахнущие тем самым цитрусом, что ей нельзя, и путающие в себе лучи света; все та же наглость во взгляде и плавность в движениях, все та же она. - мы будем в кабинете. Слова выходят немного резкими, но не такими, как за закрытыми дверьми места, в котором невеста бывала крайне редко, ведь я не любил чтобы мое личное пространство нарушалось, ей в том числе, но все же те слова были намного мягче чем для Джен - какого черта ты тут забыла?
[AVA]http://funkyimg.com/i/2wsat.gif[/AVA]
[NIC]Jennie[/NIC]
Я ощутила, как в воздухе запахло отчаянием, металлический привкус на языке, проникающий с каждым вздохом и оседающий где-то глубоко в легких. Я видела полный растерянности взгляд рыжей девочки моего брата, которую он полюбовно окрестил «милая», в этот момент внутри меня тут же отозвался рвотный порыв, вызванный этой фальшивой сладостью. Что с тобой стало, Чонгук? На кого ты похож? Кем пытаешься притворяться? Я слышала как огромные каменные глыбы падали на землю прямо с темноты вангоговского неба. Это были наши миры, созданные по отдельности, укрепленные гранитом и прочнейшими металлами. Мы оба бежали, искали, а после перестали гореть. Вот почему работа перестала приносить прежний восторг, а яркие, освещенные паетками и неонами ночи не оставляли следов в памяти. Стоя сейчас в этом коридоре под эфемерным освещением, что переносило каждого участника сцены в новое, не ведомое до этого измерение, я начинала верить в некое подобие судьбы и предопределения встречи. В конечном итоге, какая разница, кто мы друг другу, если без этой близости и резких оскверняющих игр каждый превращается в замерзшего мертвеца без эмоций и чувств. Я любила первое, ты всегда предпочитал второе.
Яркая девочка смотрела на меня с любопытством и непримиримым спокойствием, изучала вскользь насколько позволяло время, скользила карими глазами по всему моему существу, пока Чонгук пропустил ее немного вперед, позволяя первой пройти в квартиру, а сам выступил в роли защитного буфера между нами. Можно подумать, я накинусь на нее прямо в этом коридоре и перережу ей горло острыми ногтями или перегрызу артерию. Я улыбнулась чонгуковской невесте одной из своих фальшивых, но такой очаровательной улыбкой и помахала ей, перебирая в воздухе пальчиками, не дотрагиваясь до чужих струн. Только оказавшись позади их обоих, скрестив перед собой руки, ощутив прохладу от поверхности коснувшегося кожи клатча от Шанель, позволила настоящим эмоциям отразится на лице. Среди этой смеси паприки и кардамона были предвкушение веселья, непонимание, жалость и презрение. Любовь к ближнему никогда не отличала меня, и на секунду я почувствовала себя циничной и жестокой, словно рассказала детишкам, что Санты не существует.
У Чонгука появился пес.
Мой брат завел собаку, невесту... Он словно пытался залатать гигантскую рваную дыру в кропотливо сотканном жизненном полотне, но эта заплатка была настолько прозрачно-тонкой, что почти ничего не скрывала, лишь притупляла прошлое и ядовитые краски, осевшие внутри налетом словно накипь. И чем больше я видела, тем сильнее мое внутреннее чувство ликования набирало обороты. В окружающем вокруг уюте отовсюду торчали обломки и сломанные вещи-чувства. Я рассматривала лишь то, что хотела, не забывая тихо вдыхать воздух. Лохматый пес с огромными янтарными глазами, цвета передержанного виски, обнюхал подол моего летнего платья в пол. Идеальная синева аметиста, открытые плечи и рукава-крылья, украшенные редкими паетками. Элегантная скромность, закрытая спина – так для меня нетипично и легкие волны сгущающихся туч из жоржета. Я только сейчас, бросив короткий взгляд на удаляющуюся спину апельсиновой, солнечной девочки, растворившейся в свете кухни в одну секунду, осознаю, насколько мы рядом контрастируем, создавая природный диссонанс тяжелого неба, обещающего шторм, а она словно крошечные всполыхи света, прорезала весь тот концентрированный обман семейства Чон. Воздушная и легкая, как шарик, как ребенок. Я никогда не хотела быть такой беззащитной, не хотела вызывать чувства защиты и опеки, мне нравилось играть совсем на иных желаниях, крутить те в собственных руках, словно магию темной ночи Ван Гога с россыпью бисера звезд, вырисовывая на черничном полотне собственные небесные аксиомы. Я выпила цитрусовый сок жалости, уже щелкнула пальцами в воздухе и теперь хочу увидеть, как мишура осыпется прямо на прогретый августом пол.
В кабинете выстроенная защита моего брата дала трещину, выпуская наружу настоящие эмоции, их крошечную часть, но это был чистый ультрамарин прошлых дней, кристально-чистый, не замутненный фальшивыми сказками и искренней верой в легкое будущее, как прорисованные пышно взбитые облачка в детских раскрасках, яркие и отчетливо-резкие. Чонгуковский взгляд упрямо бьет по моему, но никто не отводит тот в сторону и легкая улыбка играет на моих губах, теряясь среди яркой матовости. С каких пор я не могу навестить своего родного брата, оказавшись в Сеуле? – Три плавных шага, подушечки пальцев скользят по корешкам книг, аккуратно выставленных на деревянных полках, не отмечая названий, но фиксируя витиеватость шрифтов, отражаясь причудливыми арабесками.
Упрямый взгляд напротив, и никакого грандиозного расстояния, разделявшего нас последние несколько лет. Я нарочно стерла эти границы, Гук, и ты злишься от того, что сам все понимаешь. Один друг в Мадриде, когда все вокруг изнывали от жары, спасаясь под кондиционерами в номерах отеля, столкнувшись со мной возле мини бара у бассейна, как-то сказал, что во мне есть сильное очарование, внутренняя сила, которая заставляет людей на улицах останавливаться и оборачиваться мне вслед, рассматривая исчезающие блики истинной красоты. Он сказал, я не из тех, кого выбирают ради тишины и комфорта, я вызываю болезненное ядовитое желание полного обладания, и в тот мадридский знойный день мы оба понимали, что никто никогда на этой земле не получит меня всецело. Некоторым людям даруют силу разрушения, чтобы сделать всех остальных крепче. И если следовать этой логике, Чонгук должен быть самым сильным человеком на Планете, а в этом я никогда не сомневалась.
С каких пор ты решил, что можешь жениться? Думаешь, эта солнечная ширма спасет тебя? Собака? Невеста? Зачем ты так с собой? Холодная стойкость дрогнула на последнем слове. Я летела сюда за свежими красками, новыми созвездиями, что ты мог бы создать за четыре года, а ты запер всю магию, все волшебство в четырех стенах этой квартиры, повесив на себя замки из обязательств, подменяешь точку опоры на жалкое ощущение постоянства, что каждый вечер ждет тебя дома? Что, что ты делаешь, Чон Чонгук? Мы же никогда не были такими. Для меня все еще «мы», я никогда не хотела отделять себя навсегда.
все немного спуталось. мысли в голове отправились в долгое путешествие по лабиринтам памяти и самым значимым моментам, тем, где были мы оба и наши дурацки правила, ладно, мои дурацкие правила неприкосновенности. любовь к хождению по границе между "можно" и "никогда", резкие выдохи и неконтролируемое желание от прикосновения к родным и обжигающим все внутри губам. она изменилась, джен стала другой, выросла и научилась сдерживать свои порывы, научилась говорить сама себе "нет" и улыбаться так искренне-поддельно, что даже я почти поверил в эту ее маленькую, но феерическую улыбку. внутри что-то рушится, пыль стирается со старых зарубцевавшихся ран, а руки вновь в нетерпении и желании ищут себе иную цель - сжимаю спинку кресла, прокручиваю кольцо на пальце (подарок твой между прочим, ты же помнишь), но все так же смотрю на нее. как маньяк стараюсь уловить все изменения, подчеркнуть их и поместить в ячейку с надписью "изучить". она совсем другая, но все такая же импульсивная. она ничья, как и я. это семейное, мы всю жизнь будем ничьи и никому похоже этого не выйдет изменить, мы отвергаем друг друга, хотя было бы проще отвергнуть общество которое не устраивает смешение крови. на самом деле я уже давно перестал думать о том, что подумают другие, с тех самых пор как получил по челюсти от лучшего друга, что прознал о моих грязных (но охуеть каких разбивающих на части) играх с родной сестрой. в нашей жизни всегда все было предельно просто - есть мы и есть весь остальной мир, точка. никакого продолжения и быть не может, и похоже этот факт будет проноситься сквозь года и поколения. я слушаю все, что она мне говорит, ощущаю вибрацию негодования в ее голосе и улыбаюсь, неподдельно, только так как видела лишь она одна. словно вновь окунулся во что-то давно потерянное, отыскал то, о чем уже почти позабыл. я улыбаюсь и ощущаю краски, чувствую вкус металла во рту от неаккуратно прикушенной губы и ощущаю шершавость черной кожи офисного кресла. я думал что буду достаточно смелым, чтобы не признаваться себе, как скучал по ней. по тому как ее губы изгибаются в ироничную и презрительную улыбку, как колкий взгляд заставляет пробежать все двести двадцать по всему все еще спящему внутри и позволяет остаться в живых. как она облизывает непонятно от чего высохшие губы и, сама не замечая того, теребит застежку своего дорогого и такого обесцененного на деле клатча. с губ срывается добро пожаловать домой..., а дверь без стука отворяется той, про которую уже успел совсем позабыть разрушая момент моей идиллии и заставляя небоскребы эмоций рассыпаться под ноги. робкое, неумело скрытое за стеной любопытства я принесла кофе заставляет улыбку исчезнуть с лица,а челюсть плотно сжаться. если джен и научилась самоконтролю, то в моем случае все совсем наоборот - я растерял его практически полностью. выйди. не буду повторять дважды. как собаке, что было дозволено куда как больше чем ей, человеку вроде как который должен быть не безразличен, а на деле абсолютно безлик для меня. я знал, что она наверняка обидится и слишком близко примет мои слова, что будет пытаться промыть мне мозги, а потерпев фиаско просто предпочтет закончить все дело сексом, но... все равно, она не имела значения и мне было в данный момент не до нее совсем. я закрываю дверь за ней, проворачиваю ключ в замке и облокачиваясь на нее спиной вновь пересекаюсь взглядом с джен, читаю в их отражениях те мысли, что в своей голове старался затуманить и выдыхаю не хочешь выпить.
мы остались наедине друг с другом и с нашими мыслями, позволили стене тишины обрушиться на нас и продолжили все так же изучать друг друга. слова сестры бьют по самым запретным струнам и я запиваю янтарной жидкостью, смешиваю горечь алкоголя с правдой и позволяю им осесть внутри себя. это "мы", что так и не покидает нас по отношению друг к другу, кривая и на этот раз горькая ухмылка на моих губах и такое тихое (но прекрасно слышное ею) я и не буду таким, небольшой спектакль для большой аудитории. хотя, я очень люблю эту лохматую псину, серьезно. мы словно мозаика, разобранный на тысячи звездных частиц пазл, что разбросан по разным уголкам вселенной и который запрещено соединять воедино, ведь последствия неизвестны никому, а сам исход и вовсе остается под семью печатями. дженни не принцесса, она не сказочный персонаж которому требуется помощь чтобы выбраться из темного оврага, нет, она скорее та, с кем не выйдет совладать ни одному принцу, ее не околдовать даже самой умелой ведьме и она не будет подчиняться единому королю. дженни сама по себе, она истинная чон и на этом мы с ней отлично сходимся, наверное потому наши полюса притягивает друг к другу со сверхъестественной силой и не отпускает слишком долго (никогда). ни у кого не было ключей от наших дверей, кроме как у нас самих. мы знали каждый вздох друг друга и улавливали на расстоянии частички мыслей, но после слишком долгой разлуки, непроглядной тьмы и давящей со всех сторон тишины, кажется мы почти слепы... я точно. делаю еще один глоток, позволяю напитку обжечь свою глотку и со стукам ставлю на столик уже пустой стакан. кофе оставленное на столе давно уже остыло, к нему так никто из нас и не притронулся, и похоже, что даже не собирается. в голове один миллион мыслей сменяется следующим и ни одна из них не выпускается наружу, не озвучивается вслух, остается как обычно внутри и ждет немного другого времени. я делаю пару шагов в направлении сестры и оказываюсь прямо напротив нее, пропускаю сквозь пальцы прядь волос и наклоняюсь фактически вплотную, чтобы вдохнуть ее запах как можно больше. ты сменила парфюм, как констатация факта и подчеркивания очередного элемента, что необходимо было изучить. мне нравится - заключение и итог. в руках все еще прядь волос, что через мгновение заправляется за ее ухо, совсем как когда-то давно, а на губах старая и ироничная, про которую, казалось, уже следовало забыть. как прошел перелет? я думал ты уже навечно обосновалась в тепле других стран между строк читается "и объятий, но вслух не произносится совсем". я вновь отхожу обратно, к теплому янтарю затуманивающему разум. не помню когда пил в последний раз, но кажется утром вспомню, что такое похмелье. трещины пошли по всему прошлому и перечеркнули каждый из моментов настоящего. бомба взорвалась раньше времени и ее никто не успел обезвредить.