san

Ему говорят “притормози”, но Сан, уже достаточно выпил, чтобы перестать прислушиваться к чужим желаниям и требованиям. Его легко, будто нехотя, отталкивают от себя, прохладную ладонь прижимая к оголенной груди и ногтями задевая теплую кожу с вытатуированной на ней частью головы огромной черной змеи, разинувшей пасть. И все это ничуть не дает остыть, а только больше распаляет, позволяя на время забыть о том, что его на самом деле беспокоит и волнует. Его мысли еще полчаса назад занимала вовсе не девушка, внимания которой он упорно и безуспешно добивается несколько недель. Чон Уен снова его опережает и все портит одним своим присутствием в жизни Сана - и это выводит из себя. Даже сейчас Уен незримой стеной стоит между ним и девушкой, что по каким-то немыслимым для старшего из братьев причинам предпочла не отвечающего ей взаимностью Уена. Сан не хочет думать о своем раздражающем брате в этот момент, когда остается приложить совсем немного усилий и проявить крупицу хитрости для того, чтобы добиться наконец чужого расположения и откровенного проявления влечения, способного на время успокоить бушующие в груди недоумение и раздражение. Он желает, как и прежде, отнять у Уена все, быть в чужих глазах лучше его и куда более значимее, несмотря ни на что, и потому сейчас, не размениваясь на принципы и какие-либо моральные устои, он всецело отдается малознакомому человеку, лишь для того, чтобы доказать в первую очередь самому себе, что люди ошибаются в нем, что он достоин большего, чем его брат. Сан пальцами ласково и почти невесомо проводит по волосам девушки, сидящей рядом, поправляя спадающую на плечо прядь ей за ухо, и нашептывает, едва не касаясь губами массивной дешевой серьги и мягкой, пахнущей легким парфюмом, мочки: “пойдем, поднимемся наверх, хочу узнать тебя поближе”. А чужое “я уже тебе говорила, ты не в моем вкусе” вызывает у него лишь ядовитую усмешку и приводит к тому, что он ладонью настойчиво, даже почти навязчиво, скользит по девичьему плечу вниз. Сану не в первый и не в последний раз отказывают, и это никак не может задеть его самооценку. Его задевает лишь одно - то, что она предпочла именно Уена. “Попытай лучше счастья с Юной или Джехе, которым ты нравишься” заставляет Чхве чуть отстраниться и растянуть губы в лукавой улыбке, выдавив из себя очередную порцию лжи: “а что если я могу испытать счастье только с тобой, Миен?”. Его слегка затуманенный взор еще в состоянии разглядеть удивление и смущение в глазах напротив, когда он опускает свою руку на тыльную сторону ладони девушки, а после с совершенно нехарактерной для него чувственностью переплетает их пальцы. “Ты для меня особенная, Миен, как ты этого не понимаешь?”. Миен для Сана действительно особенная, но лишь потому, что именно ее почему-то Уен выделил из всей той толпы людей, что с ним общаются и проявляют к нему интерес. И Сана это бесит. Бесит, что он выбрал именно человека из его компании. Бесит, что этим человеком оказалась единственная девушка, которая ему не симпатична и которая меньше всего в нем самом заинтересована. Сан ищет тысячу и одну причину чувствовать раздражение и злость от выбора Уена, не понимая до сих пор, что причина его злости намного проще кровной вражды и жажды мщения. Причина эта кроется лишь в банальной ревности, которую Сан всегда отвергал.

“Уен-а! Ты все-таки пришел!” заставляет на мгновение протрезветь от неожиданности и оглянуться по сторонам в поисках источника своей кажущейся непрекращающейся проблемы. Девушка радостно и нетерпеливо в мгновение ока вскакивает с дивана, чтобы поприветствовать того, кого никто, кроме нее самой, на этой загородной вечеринке не ждал. Сан одаривает Уена, как обычно, холодным и оценивающим взглядом, встает медленно за девушкой с дивана, ведя раздраженно нижней челюстью, будто в желании разорвать зубами горло своему младшему брату за то, что тот почему-то всегда приходит не вовремя. Сан, засучив рукава пиджака, руки прячет в передних карманах джинс, неосознанно желая укрыться от взгляда Уена. Сану рядом с братом всегда некомфортно, потому что тот смотрит на него как-то иначе, чем другие люди, окружающие его. Уен иногда смотрит так, будто разглядеть может в Сане то настоящее, что еще почему-то с годами не иссохло и не отмерло от его бесконечной лжи и наигранности. Он иногда смотрит так, будто Сану есть что ему сказать, и так, будто сам Сан должен смотреть на него точно также.

- Какого хуя ты здесь делаешь? - спрашивает он у Уена угрожающе приближаясь почти вплотную и не обращая внимания на ответ девушки о том, что это она его пригласила. - Съебывай туда, откуда пришел. Тебе здесь не место.

- Сан! Нельзя же так! Он ведь только пришел. И он, если ты вдруг забыл, твой младший брат, будь приветливее, - Миен шутливо бьет Сана по торсу, пытаясь заставить парня чуть отступить от гостя. А Сан при этом, учащенно дыша от злобы, не отрываясь смотрит в глаза брату, размышляя о том, стоит ли менять свое отношение к нему в компании, которая давно привыкла видеть его таким: раздраженным, высокомерным и четко очерчивающим вокруг себя границы дозволенного другим людям. Он думает стоит ли вести себя сдержанно и нейтрально, каким он бывает в стенах школы рядом с Уеном; или стоит выдавать лживые эмоции и разыгрывать сцены из проявлений едва тонких намеков на братскую привязанность, которые он демонстрирует перед родственниками, отцом и его подчиненными; либо он все-таки может позволить себе спустить все свои эмоции с цепи, как бывало ранее, будто они с Уеном находятся наедине, подальше от чужих глаз и за плотно закрытой дверью. Сан сомневается. Он от раздумий, слегка приоткрыв рот, кончиком языка несколько раз касается кольца на губе с внутренней стороны, все также не отрывая взгляда от брата. И после, примирительно вскинув бровь с выбритой на ней вертикальной полосой, выбирает первый вариант, предпочитая игнорировать парня в надежде, что тот сам решит уйти, не найдя для себя в компании приятелей Сана ничего интересного.

- Оставь его, и пойдем со мной, - говорит он девушке, уже отворачиваясь от брата, будто его и нет рядом. Он приобнимая ее за талию, давая понять в первую очередь Уену, что первая его граница дозволенного проходит между ним и Миен. - Он и без тебя неплохо развлечется.

san

- Не указывай мне, что делать, - голос Сана звучит чуть тише, потому что раздражение и внушаемая злоба вдруг сменяются тяжелым и терпким, но самым искренним чувством - чувством пренебрежения. Он руку с талии девушки убирает, глядя на Уена сверху вниз, чтобы также неторопливо, но уверенно и резко, взяв брата за запястье, убрать его руку от своей. Сан не следит за силой, которую вкладывает в собственную хватку, не следит и за эмоциями девушки, к которой с каждой секундой, проведенной рядом с Уеном, постепенно начинает терять интерес. Сану неприятны прикосновения брата, потому что именно ими Уен переступает черту, очерченную родителями между братьями задолго до их встречи или даже рождения. Они друг другу никто. Никем должны оставаться и впредь, чтобы Сану было проще. Проще жить, принимать свою неизбежную судьбу, а после избавиться от конкурента без зазрения совести и душевных метаний. Он Уена в эту секунду презирает, но намного меньше, чем ту, что необдуманно и совершенно неуместно вставляет свою просьбу о том, чтобы братья не дрались из-за нее. “Кем себя эта сука возомнила? Героиней сопливой дорамы?”. В его взгляде, обращенной к девушке с легкостью читается отвращение, но мягкая, пусть и немного неестественная, улыбка слегка вводит в заблуждение: “Миен, принесешь нам что-нибудь выпить? Нам с братом нужно поговорить”.

Терпеть присутствие Уена наедине проще, чем под давлением любопытных взглядов сторонних наблюдателей, жаждущих узнать еще немного подробностей об их странных братских отношениях. Сан успешно игнорирует случайные прикосновения, находясь в их общем с Уеном доме, спокойно и молчаливо отступает назад, позволяя ему пройти мимо без каких-либо инцидентов, если сталкивается с ним в ванной или в коридоре, и привыкает к нему настолько, что порой, возвращаясь домой поздними вечерами, сидя на заднем сиденье автомобиля и ощущая на своем плече тяжесть братской склоненной головы, не шевелится и даже, будто само собой разумеющееся, не отрывается из-за подобного незначительного взаимодействия от экрана мобильного телефона, позволяя младшему немного вздремнуть. Наедине Уена проще принимать, потому что тогда Сану не нужно бесконечно думать о своей роли, которую он с гордостью играет на глазах у всех. Наедине он сам себе не твердит бесконечно о совершенно незначимой и не до конца понятной ему обязательной ненависти к этому человеку, которую он, на самом деле, воспринимает просто как недоразумение. Уен странный и непонятный. Он сложный и слишком отличный от самого Сана. Уен - тот, кто в мир старшего никоим образом не вписывается, но по каким-то неведомым причинам все еще продолжает искать свое место рядом.

Место Уена в жизни Сана всегда занято. Кем угодно, но не братом. Сан сам, как часто бывает между родственниками, которые никак не могут найти общий язык, избегает не только самого брата, но и общих с Уеном компаний, будто прокаженных или проклятых. Ему удобнее держаться в стороне и быть безучастным в жизни младшего. Но он никак не может оставаться равнодушным, когда сам Уен вторгается на чужую территорию. Сан Миен, когда та отвечает согласием на его просьбу, касается нежно, костяшками пальцев проведя по девичьей щеке. “Спасибо, ты такая милая, Миен,” - и слова его звучат ласково лишь потому, что Миен все еще его, все еще с ним, а не с теми, кого Уен смог переманить на свою сторону. Сану не составляет труда притворяться и изменять собственным чувствам и желаниям, потому что его таким растили. Он в будущем должен будет самостоятельно взбираться на вершину социума дальше по чужим головам, добиваться всего желаемого и необходимого, переламывая при этом соперникам хребты, и скрывать собственные мысли и намерения от всех, кто может ему, даже просто теоретически, навредить. Но сейчас Сану всего лишь девятнадцать лет, и он этому всему только учится.

- Не забудь добавить льда, - в спину с усмешкой говорит, провожая взглядом Миен. И эта его бесчувственная усмешка сменяется вдруг лукавой улыбкой и заинтересованностью в глазах, когда в толпе он замечает Джехе. На ней его рубашка, почти полностью прикрывающая мини-юбку, со следом красной помады на воротнике. В руках ее две бутылки розового вина, а в волосах - запутавшийся в прядях цветной серпантин. Она - его идеал в девятнадцать лет. Абсолютно свободная и раскрепощенная. Ее не волнует, что рубашка, которую она испортила, стоит дороже ее месячной зарплаты официантки, не волнует, что парень, с которым она периодически флиртует и целуется, нравится ее лучшей подруге, она не воспринимает всерьез и то, что сам Сан не всегда уделяет внимание лишь ей одной. Она - его идеал, потому что олицетворяет собой свободную жизнь в двадцать один, в которой всегда есть место собственным, даже самым пагубным и странным, желаниям и где абсолютно исключены чувства смущения и сожаления. Сан от досады пятерней проводит по волосам, убирая с лица пряди отросших волос, и задумчиво прикусывает нижнюю губу. Сейчас он мог бы подняться вслед за Джехе на второй этаж, распивать с ней с горла отвратительное на вкус вино и бездумно без устали целоваться, лежа в ванной до тех пор, пока бы их не окатили в шутку холодной водой общие друзья, пытаясь их разнять. Он мог бы с пользой проводить свое время, а не тратить его на не пойми что. Сан нехотя переводит взгляд с девушки, которая ему нравится, на Уена и морщится от раздражения и негодования. Он сам не до конца понимает почему променял Джехе на этих двух людей, которые ему, казалось бы, совершенно безразличны.

- Что ты задумал? Убирайся. - Сан резко наступает вперед, заставляя своего конкурента инстинктивно и на рефлексах отступить. Он ладонь опускает на пустую барную стойку, в которую спиной упирается брат, чувствуя, что именно сейчас должен взять все в свои руки и расставить все точки над “и”. Каждый судит людей по себе, и потому Сан уверен, что на любые поступки есть своя причина. Причина того, что Сан увязался за Миен кроется в Уене. Причина того, почему Сан не ушел за Джехе скрывается в осознании того, что если Уен не уйдет из компании Сана, то в итоге самому Сану придется покинуть тех людей, с которыми он успел за годы общения сблизиться. Причина же прихода брата для Сана остается неизвестной. И его это подбешивает. Он пальцами сжимает край барной стойки, будто едва сдерживая себя от желания вышвырнуть брата, как несмышленого ребенка, за шкирку сию же секунду, закрыв глаза на то, что такой поступок приведет за собой необратимые последствия: сплетни, которые рано или поздно могут дойти до их отца. - Не смей врать мне, я знаю, когда ты говоришь неправду. Не смей забирать у меня последнее, что принадлежит только мне, - он склоняется над Уеном, чтобы на ухо ему произнести следующее, что не должны были услышать другие. - Повторяю для особо тупых: проваливай. Здесь ты лишний. Тебе здесь не рады, чтобы ты там для себя не решил, - Чхве избегает прикосновений к брату, потому что считает это отвратительным, но сейчас, когда на кону стоит все, он позволяет себе пальцами зарыться в волосы Чона на макушке и сжать их для того, чтобы оттянуть его голову назад, дав самому себе хотя бы на время почувствовать превосходство над ним, заглянуть снова в глаза и сделать то, что может причинить младшему боль. Он знает об Уене много, знает как повлиять на него и какие слова произнести, чтобы заставить его чувствовать то, что хотелось бы забыть, как страшный сон. Он знает столько же, сколько и сам Уен знает о Сане и о том, как вывести его на эмоции. И это старшего из братьев, наверное, больше всего пугает и настораживает. - Я тебе не рад. И никогда не буду, Чон, - он “я” и “Чон” четко выделяет, будто снова повторяя, как четыре года назад, что никаких “мы” в их жизни быть не может.

san

Сан чувствует, что Уен верит в то, что говорит. В каждое сказанное им слово, и это старшего из братьев выводит из себя. Уен звучит слишком уверенно, когда утверждает о том, что всегда будет рядом. А Сан в лицо бы ему на это рассмеялся злобно и ядовито, если бы не был поглощен собственными деструктивными эмоциями, убеждающими его постоянно в одном и том же: брат не в себе и не в ладах с реальностью, а сам он должен зубами выгрызать в каждом встречном чужое убеждение в том, что он нуждается в чьей-либо поддержке. Сан всегда был один: когда жил с матерью, когда чужаком и доказательством неверности отца появился на пороге дома Чонов, когда рос сам по себе рядом с Уеном, будто забытый всеми сорняк, пока его младшего брата одаривали любовью, вниманием и заботой, купали в лучах ожидания от него каких-либо успехов и поили, будто водой, верой в то, что именно он станет полноправным наследником семейного бизнеса. Сан всегда был один. И он не знает каково это: находить опору в другом человеке, нуждаться в нем и доверять, как самому себе. Уен в своей какой-то детской и наивной вере в то, что сможет когда-нибудь это исправить, для Сана смешон и нелеп.

Пока еще. Все еще.

Три года и месяц остается до “помнишь, ты говорил, что всегда будешь рядом? приезжай”, сказанного с усталостью и, совершенно не характерной для Сана, горькой тоской в голосе во время звонка Уену. Три года и месяц остается до наполненной нелепостью и неловкостью их первой встречи, состоявшейся по желанию старшего из братьев, наконец осознавшего, что мир, в котором он жил все это время, был построен не им самим, а его психически больной матерью. Именно столько времени понадобится, чтобы Сан смог взглянуть на Уена своими собственными глазами, а не видеть его через искаженную призму видения человека, который разворотил ему всю душу и очерствил сердце. Он выберет Уена, когда прижмет его ладонь к своей щеке, будто вечно пылающей от пощечины женщины, навсегда отвернувшейся от него лишь за одно то, что он осмелился впервые за много лет усомниться в ее словах и поступках. Через три года и два месяца он поймет, что Уен - частица той самой настоящей семьи, в которой он всегда неосознанно нуждался.

- Пошел ты, - цедит Сан сквозь зубы, не умея заглядывать в будущее. - Мне нахрен не сдались ни твоя липовая забота, ни ты сам, - он руку брата со своего плеча сбрасывает и думает о том, что скорее пешком дойдет до Сеула этой ночью, чем позволит мелкому выродку на глазах у всех стать для него кем-то, кто будет признан им и от кого он будет зависеть, даже на столь непродолжительное время, которое займет их дорога домой. Сан наговорил бы еще многое, о чем не стал бы жалеть, но его отвлекает Миен, подошедшая с несколькими бокалами в руках. Он отводит от брата взгляд всего на мгновение, но этого вполне хватает, чтобы Уен ушел. Недалеко, но все же на достаточное расстояние, чтобы Сан не смог продолжить их разговор без риска оказаться в глазах развлекающихся тем, кто сам по собственному желанию хочет быть в центре внимания брата.

- Заебал, - вместо закуски, выпивая залпом коктейль от разгорающейся в груди досады, практически не различая вкуса алкоголя и не до конца осознавая к чему все это может привести. Он взглядом провожает Уена, совершенно не слушая того, что говорит ему Миен. Сан терпит неудачу во всем: в попытке прогнать брата, задеть его как можно больнее, уберечь от него свою компанию. И даже время, потраченное на Миен, оказалось бессмысленным, ведь теперь, глядя на то, как Уен общается с ней, Сан понимает, что она ему просто безразлична. Чхве злится, но в большей степени в данной момент лишь на себя самого. Он не умеет проигрывать, а проиграв - предпочитает уйти с видом, будто его ничто в этом мире не может задеть. Но его задевает: Уен и все это чертово сборище, что на него обращают внимание и принимают куда лучше, чем самого Сана несколько лет назад.

Он безрассудно топит свое разочарование в огромном для него количестве алкоголя, которое вливает в себя практически без разбора. Подавляет собственные навязчивые мысли о Уене чрезмерной увлеченностью другими людьми и всем происходящим в доме, ставшим на этот вечер местом общих встреч. Но ни глупые споры и разговоры с людьми, о которых Сан даже не вспомнит на следующее утро, ни танцы в гостинной на массивном столе с другими столь же опьяненными - или накуренными - парнями, ни игра в бильярд, закончившаяся разбитой люстрой, ни откровенный флирт с Джехе - ничто не может стереть из его памяти взгляд Сонбина, который был устремлен на Уена. Сан знает, что он означает, потому что год назад Сонбин смотрел на него точно также. Он убеждает себя в том, что не ревнует, что все это бессмысленно, но столкнувшись случайно с братом в коридоре, забывает о своем обещании - никому не показывать то, что чувствует, то, что его на самом деле может беспокоить.   

- Ну, что? Доволен? - Сан оступается из-за ослабленных от выпитого алкоголя ногах и опирается ладонью о стену рядом с Уеном, чтобы не упасть, оказываясь с братом лицом к лицу на непозволительном для них расстоянии. - Ты увидел на что я трачу отцовские деньги. Увидел с кем я общаюсь, - горячую ладонь, прикладывая силу, прижимает к груди брата, теряя грани разумного и позволяя самому себе не задумываться ни о чем, кроме настоящего, происходящего с ним в этот момент. - Что ты там хотел еще увидеть?- улыбается опьяненно, глядя слегка затуманенным взглядом. - А да… Как я развлекаюсь, правда же? - голову опускает, теряясь меж реальностей, и снова приподнимает лишь для того, чтобы, увидев стекающую по шее брата каплю воды, губами мягко снять ее с теплой кожи. - Ну, что ж… смотри, - выдыхает, повторяя обратный путь капли, всей поверхностью языка слизывая не успевшую высохнуть дорожку с каким-то странным для него самого упоением. - Или ты хочешь присоединиться? - усмехается, кончиком носа задевая мочку уха брата, и практически сразу, краем глаза замечая поднимающегося по лестнице Сонбина, целует Уена, скользя ладонью от груди вниз к животу, чтобы прикоснуться к коже, забираясь под одежду младшего, кажущейся сейчас совершенно лишней. Сан целует брата самозабвенно и настойчиво, наслаждаясь каждой секундой неправильной для них близости то ли от того, что на них смотрит его бывший, который, по мнению Чхве, “в край охуел”, то ли от того, что сам давно хотел это сделать, несмотря на собственные принципы и неимоверное упрямство. "Как же ты меня бесишь, сукин сын".

san

Сонбин - ключевая причина спонтанных поступков Сана, совершенных сегодня под действием алкоголя и чувств, которые он в себе изо всех сил подавляет. Чхве не привык говорить с кем-либо о собственных переживаниях, и потому даже не собирается с бывшим парнем обсуждать то, что уже давно между ними завершилось, пусть и не на позитивной ноте или банальным принятием обеих сторон того, что нельзя было избежать - их расставания. Сонбин - парень сообразительный и чуткий, что Сана в нем и привлекало, ведь с ним Сану не требовалось для того, чтобы его поняли, развозить бессмысленную демагогию и давить собственным эго чужие намерения. Чхве говорит в эту минуту с ним - с бывшим - через Уена. Он целует Чона. “Не выводи меня из себя”. Собственнически прижимает брата к себе, скользя ладонью на поясницу, заставляя прогибаться в спине навстречу. “Свяжешься с ним, и у тебя будут проблемы со мной, Сонбин. Ты ведь этого не хочешь?”. Собин не конфликтный и понимающий, что Сана в нем раздражало не меньше, чем его молчаливость, возникающая в моменты, когда нужно было отвечать, бить в набат и твердо настаивать на своем “хочу” и “не хочу”. Сан, в отличие от Сонбина, не умеет чувствовать людей и правильно считывать их намерения по поступкам и даже прямым словам. Он, лишенный искренних и открытых отношений с детства, не умеет вести диалог и просто просить кого-либо о каких-либо услугах, уступках и помощи. Сан знает, что увиденного для Сонбина будет достаточно, чтобы понять и уйти, не причинив человеку, с которым он уже почти год не говорил откровенно, боль. Сан отстраняется от Уена, совершив то, что планировал, получив то, что хотел. Но, на удивление, его почему-то останавливают. Останавливают не в момент глупого решения, отразившееся в поступках Сана поцелуем. Его не отталкивают, не бьют в лицо за то, что он позволил себе совершить непозволительное и абсолютно лишнее. Его останавливают именно в момент попытки вернуть все на круги своя и настроя сделать вид, что ничего значительного сейчас между ним и Уеном не произошло.

Сан теряется от неожиданности, широко раскрыв глаза, когда из его легких выбивают воздух громким выдохом и полустоном, ощутимо прикладывая спиной к стене. Мир плывет перед ним: под ногами пол плавится, будто пластилин на солнце, а стена, кажется, не выдерживает его и поддается, прогибаясь, едва устояв на месте. Эти ощущения не вызваны наслаждением, они возникают от опьянения и резких движений, искажающих восприятие окружающего и происходящего. Сан крепко цепляется за брата, чтобы не упасть, и ненавидит себя в эту секунду за отсутствие контроля. Ненавидел бы себя еще больше и за заторможенность реакции, если бы разум хоть немного поспевал за телом. Сан поддается, не совсем осознавая происходящее, не воспринимая до конца, что перед ним никто иной, а сам Уен - ненавистный младший брат, которого он должен избегать и считать своим главным источником всех проблем и несчастий. Он осознает это позже, когда услышит собственное имя, которое прокричат его знакомые, пытаясь найти его в коттедже среди развлекающихся. Сейчас же Сан утопает, будто металл в воде, в собственных, ранее незнакомых ему, чувствах. В ушах стоит слабый гул, но он четко распознает в, казалось бы, полной какофонии звуков чужое “я люблю тебя”. Сан, сделав осторожный вдох, задерживает дыхание от неверия и тихо выдыхает, будто наконец принимая и пуская в себя эмоции, никоим образом не принадлежащие ему, лишь в тот момент, когда губы брата накрывают его в совершенно непривычном поцелуе. Уен целует его иначе. Не так, как сам Сан - напористо и требовательно. Не так, как другие целовали Сана ранее - жадно или неумело. В его поцелуе четко чувствуется волнение, задевающее старшего и заставляющего резонировать с ним. В нем ощущается томность, отзывающаяся мурашками по телу. И на вкус чувственность этого поцелуя схожа со вкусом дорогого и выдержанного вина, а не того дешевого пойла, которым Сану приходится топить себя в нынешнем сборище неудачников и изгоев. Сан тянется к Уену, испивает его, прикрыв глаза, где-то на задворках дремлющего сознания понимая, что, если он увидит кто стоит перед ним, на этом все оборвется. Но Чхве, как бы он после не убеждал себя в обратном, нравится. Нравится прикосновения Уена, что еще долго будут ощущаться на коже невидимым теплом. Нравится запах Чона и его вкус. И сам младший в том самом искаженном мире, где у Сана нет обязательств перед матерью и отчаянного желания угодить ей ради любви, которой она дать ему неспособна, нравится.

- Сан! - чужой крик заставляет открыть глаза и понять, что он, на самом деле, в единственной верной для него реальности творит. Чхве ладонь, что касалась щеки брата, перемещает на его шею и, сжав пальцами ощутимо, но так, чтобы не причинить вреда, с неконтролируемой силой отталкивает от себя Уена. - Ты где? Сан! Бухло заканчивается!

- Рехнулся? - почти шипит от злобы и омерзения, пытаясь стереть с губ вкус поцелуя, которого не должно было быть, и резко морщится, задевая неприятно запонками кольцо на губе. - Ты что себе навыдумывал, сученыш? Какая к черту любовь? - пиджак на себе поправляет, прикрывая оголившееся плечо, сверля, полным ненависти, взглядом того, кто все, по мнению Сана, неправильно понял. -  Она мне нахрен не сдалась, как и ты, ублюдок. Поугарали и хватит. Я…

- Вот ты где! - Сана перебивают, хватая за локоть и бесцеремонно переключая внимание на себя, а он из-за неустойчивости в ногах в ответ на приложенную к нему силу держится за чужое плечо. - О, привет. Я Чжинен, - представляется парень Уену, будто лишь для галочки, особо не интересуясь новым человеком, ведь его к ним привело вовсе не любопытство или желание дружески пообщаться. - Поговорить надо, Сан. Срочно. Очень, - и лукаво многозначительно улыбается, в собственных глазах не скрывая радости от того, что Сан уже довольно пьян. - Дело есть.

Сана уводят, настойчиво заливая ему в уши о необходимости сегодняшней щедрости и доброты Чхве, который непременно спасет огромное количество нуждающихся внизу. Сан ему, даже опьяненный, конечно, ни капли не верит, но все же достает портмоне из заднего кармана джинс, чтобы избавиться от раздражающего парня и шума, который он создает вокруг. Ему плевать на что тратятся его деньги, он лишь забирает банковскую карту и айди студента, чтобы парни, если захотят прикупить что-то запрещенное, делали это за наличные, а не светя именем их сегодняшнего спонсора.

- Да заткнитесь вы уже все наконец и оставьте меня в покое, - в лицо Чжинену сквозь зубы цедит, раздраженно проводя ладонью по лицу. Сану весь этот вечер уже порядком осточертел и он не находит ничего лучше, чем, оказавшись у бассейна, скинув с себя пиджак, под визги девушек и смех парней нырнуть в воду, забрызгав тех, кто сидел на самом краю и просто мочил ноги. Он устал. От людей вокруг. От осознания того, что всем, кто собрался сегодня в этом доме, от него что-то постоянно нужно: деньги, алкоголь, наркотики, секс, внимание, отношения и взаимность на чувства, которые его никоим образом не должны касаться. Он устал и просто хочет забыться. Забыть обо всем. В том числе и о том, что произошло не так давно между ним и его братом. Вот только не проходящее возбуждение, ноющим чувством томящееся во всем теле, не дает этого сделать. Сан выплывает, убирает с лица мокрые волосы и снова, взяв себя в руки, продолжает игру на публику, широко, почти неестественно, улыбаясь. Он шутливо тащит в воду приятелей за ноги, став эпицентром шума и веселья у бассейна, и в этом самом веселье Сан душит собственные навязчивые мысли о Уене. Ему плевать на него. В этом он себя в очередной раз практически успешно убеждает, забирая из рук обеспокоенной Джехе тлеющую сигарету.

- Сан, ты в порядке?

san

Сан не в порядке. Он просыпается ближе к обеду с глухим стоном и отвратительным чувством непринадлежности самому себе. Все вокруг - лишь по его ощущениям - замедляется, будто в каком-то сюре, даже дыхание, кажется, почти прерывается от внутреннего сопротивления реальности, которое не приносит ему ничего хорошего в это утро. Действительность дарит ему лишь головную боль, резь в глазах от яркого света, пробивающегося через широкую щель между двумя шторами, и десятки вопросов, на которые никак не найти ответа. Ему требуется время, чтобы вновь начать ощущать собственное тело, которое отзывается неприятной ноющей болью в животе и подавляемой тошнотой. Руки неподатливыми петлями нащупывают подушку и накрывают ею лицо, чтобы заглушить очередной, полный боли и сожаления, стон. Вчерашняя ночь осталась зыбким и размытым воспоминанием с огромными прорехами, в которых исчезло все, что произошло с ним после выкуренной сигареты и добротной порцией джина, выпитого без капли брезгливости из чужого пластикового стакана. Сан не помнит абсолютно все, что произошло с ним после бассейна и разговора с Джехе о банальной усталости, которой он без зазрения совести прикрыл все свои переживания и дурацкий, глупый, совершенно абсурдный случай с младшим братом: откровенничать с кем-либо не в духе Чхве, даже под влиянием огромного количества выпитого алкоголя. Сану холодно и тошно. Сану противно от самого себя. Его мучают предположения, что он вчера мог натворить что-то похуже, чем спонтанный поцелуй с ненавистным Уеном. И эти предположения в голове всплывают с каждой секундой проведенной в постели только ярче, заставляя парня еще больше ненавидеть свою вспыльчивость, которая привела его в столь унизительное положение. Он привычным движением пытается натянуть безуспешно одеяло на себя и, лишь встречая сопротивление, заставляет себя повернуть голову, чтобы убедиться в том, что дела обстоят намного хуже, чем ему самому казалось. Безмятежно спящий рядом Уен вызывает в Сане волну негодования, а после глубокий ледяной страх. Сан резко скидывает с себя часть одеяла, чтобы узнать наверняка, что произошло между ними той ночью. Сознание подсказывает ему, что Уен не мог - просто бы не осмелился - переспать с ним, когда сам Сан не отдает отчета своим собственным поступкам. Но сомнения все же терзают его душу из-за отсутствия четких воспоминаний о том, каким образом они оказались в одной - мать его - постели. Вместе. “Нет-нет! Только не Уен, пожалуйста! Сука, да хоть престарелый помощник отца, но не он!”. Сан садится, отчаянно борясь с головокружением, на постели, держась за раскалывающуюся от боли голову, чтобы выдохнуть с облегчением, когда убеждается, что за прошлую ночь у них с братом ничего более, чем нелепый поцелуй, не произошло. Он видит, что на нем все еще осталось нижнее белье, а подле нет ничего, что хотя бы смутно напоминало использованный презерватив - и этого вполне хватает, чтобы немного успокоиться. Сан трет глаза прохладными пальцами, мысленно пытаясь построить последующий план своих действий. Он убеждает себя, что сталкивать Уена с кровати бессмысленно, равно как и пытаться придушить брата подушкой, пока тот спит. Потому что сил едва хватает сидеть ровно. И их вряд ли хватит еще на ближайшие пару минут активности, потребующейся для мести или всплеска агрессии. Сан выбирает путь попроще: просто уйти, забыв обо всем, как страшный сон. Поцелуй с Уеном - чушь и дурацкая шутка, о которой не стоит даже думать. Проведенная ночь в одной постели с братом - ничего не значащее недоразумение. А утренний стояк - просто физиология, никак не связанная со сном, в котором всплывал Уен. Сану проще простого вычеркнуть вчерашний вечер и сегодняшнее утро из своей жизни, как и убедить себя в том, что больше в своей прежней компании он не появится. “К черту все это. К черту этих ублюдков, которые позволили ему меня увести. К черту гребанного Уена. К черту”. Сан не собирается сталкиваться с приятелями - и тем более смотреть им в глаза и обсуждать случившееся. Он ставит на них крест. Они никогда не были ему друзьями. Перестали быть и просто приятелями, после того, как приняли с радушием в свою компанию Уена. У Сана нет ничего общего с братом. И даже приятелей у них общих быть не должно.

Сан встает с кровати осторожно, чтобы не разбудить брата - обсуждать с ним произошедшее он нисколько не намерен, как и видеть его довольную рожу. Прошлое остается в прошлом. И у Сана есть на то отличный аргумент, чтобы избежать каких-либо попыток Уена поговорить с ним о их поцелуе: он был пьян, он был не в себе. Сан и сейчас не в себе, когда бросает взгляд на ворочащегося во сне брата и почему-то не чувствует омерзения. Ему не хочется идти прямиком в душ и смыть с себя запах Уена - парфюм брата, кажется, устойчиво впитался в его кожу. Сану просто хочется уйти к себе, проспать весь оставшийся день и не вспоминать о брате ближайшие несколько часов. Он хочет забыть обо всем, стереть из памяти все, что вызывает в нем дискомфорт. И Сан просто уходит, не замечая того, как из кармана его подобранных джинс, вываливается любимый перстень и закатывается куда-то под кровать Уена, как единственное напоминание и неоспоримый факт - было.

Сан был с Уеном. Сан целовал Уена. Сан спал с Уеном. Сан во сне - и только во сне - желал Уена.

san

Сан невидящим взглядом минут пятнадцать смотрит на сидящего напротив Уена, погруженный в собственные мысли, не замечая ни брата, ни мельтешащих рядом сотрудников компании их отца, занятых в сезон крупных заказов и поставок работой больше, чем чем-либо другим, что в обычное время тоже играет немаловажную роль в их жизни. У Сана же, в отличие от всех присутствующих в офисе, в жизни нет ничего важнее компании. Он в приоритет ставит всегда помощь отцу в работе и не задумываясь взваливает на себя любые задания, которые глава соизволит доверить ему, чтобы в очередной раз доказать всем: он достоин быть, пусть и не полноправным, но членом семьи Чон; он может вести дела и решать любые вопросы, которые в его возрасте и с его опытом не под силу справиться другим; что именно он, а не Уен, способен в будущем возглавить семейный бизнес. Сану ничего не стоит: жертвовать собой, своим временем, учебой и личной жизнью ради похвалы и одобрения отца, которая, как обычно, продлится лишь секунду коротким “молодец”. Он на кон ставит все ради одного этого мгновения, забывая о проваленных экзаменах и о сне, который длился в эти четыре дня в общей сложности всего восемь часов.

Сан моргает учащенно, пытаясь прийти в себя, и приглаживает свои иссиня-черные короткие волосы, когда наконец осознает, что непозволительно долго пялится на родинку под глазом брата. Он тянется за банкой энергетика, стоящей под рукой, и неторопливо делает глоток живительного напитка, благодаря которому только и держится всю эту неделю. На его плечах огромный груз, а он, как обычно, слушая лишь неуемную гордыню, вторит ей упрямо о том, что со всем справится. В одиночку. Собственными силами. Закроет сессию, пересдаст все проваленные экзамены и не подведет отца с отчетом и подготовкой документов для новой сделки с Южноафриканской компанией по доставке ювелирных украшений, ориентированных преимущественно на бриллиантовые изделия. Он на одну чашу весов кладет лишь уверенность в собственных силах, не замечая очевидных - противоречащих его ожиданиям - вещей: ему не хватает времени ни на что. Ни на распечатанные тесты, которые должен выучить к следующей неделе, лежащие уже несколько дней забытыми на самом краю его рабочего стола. Ни на учебники, пылящиеся за монитором, по предмету, который дается ему с немыслимым трудом. Ни на глупые грамматические ошибки в подготовленном документе, оставшиеся неисправленными и просто незамеченными из-за физической и ментальной усталости.

Сан шею трет, откидываясь на спинку офисного кресла, тяжело выдыхая накопленный стресс, и пытается заставить себя работать, не отвлекаясь ни на что. Но сил не хватает даже на привычный спасительный гнев, который обычно всегда помогает в сторону откидывать любые переживания и действовать без тени сомнений на пределах своих возможностей. Предел Сана наступил еще вчера, когда он, оставшись в одиночестве и снова до глубокой ночи задерживаясь в офисе, разгромил от разочарования в самом себе нерабочий принтер. Он, допивая энергетик и чувствуя всей грудной клеткой учащенное от избытка кофеина в организме сердцебиение, злобно выдыхает: “Сука,” - и снова открывает файл с отчетом, пыша ненавистью к слабости собственного тела. Он может - знает это прекрасно - со всем справиться, но тело его однозначно подводит. И это выводит из себя больше, чем блестящие успехи Уена на фоне собственных провалов. Сан стучит нервно именной ручкой по столешнице, вглядываясь в цифры и пытаясь понять на чем он вчера остановился и что сегодня от него требуется. Он погружается в работу, из последних сил пытаясь убедить себя в том, что нет абсолютно никакого смысла в желании разбить монитор, швырнув его в стену. Разбитый монитор - плохая и бессмысленная идея, которая, в общем-то, никому и ничем не поможет. Не поможет даже окончательно взбодриться, не говоря уже о том, чтобы вовремя закончить все, что взвалил на него отец в этом месяце. Сан хмурится, не воспринимая отчетливо окружающий мир, не слыша того, что дверь кабинета отца отворяется, а офис наполняет разъяренный крик. Говорят, Сан похож на отца, больше, чем Уен. Окружающие всегда перешептываются и замечают то, что они с ним отвратительно вспыльчивые люди, чрезмерно упрямые и требовательные ко всем, даже к самим себе. И это действительно похоже на правду, вот только Сан уверен в обратном: он - копия своей матери, и все самое ключевое в его личности и характере ему досталось от этой сильной женщины, которая никогда и ни у кого не шла на поводу, никогда в себе не сомневалась и добивалась своего, несмотря ни на что. Он гордится своей матерью, боготворит ее и всегда к ней прислушивается. Отец же никогда не удостаивался и капли той привязанности, что доставалась от Сана его матери. Отец для Чхве всегда был лишь счастливым билетом в безбедную жизнь, полной не только достатка, но и власти. И потому он, находясь в борьбе с собственной усталостью и сонливостью, не может заставить себя внимательно прислушаться к тому, о чем кричит его отец. Сан отмахивается от происходящего, с головой окунаясь в недоделанную им работу, прекрасно понимая, что отца может разозлить любая мелочь. Он не слушает и не поднимает взгляда в сторону кабинета главы компании, заторможено реагируя лишь на движение впереди. Уен поднимает руку, а Сан на это реагирует ничего не понимающим взглядом в одно мгновение сменяющимся безразличием. Уен ничего не стоит. Тем более его - старшего из братьев - внимания. И Сан от этой мысли снова возвращается в работу, не принимая ничего на свой счет.

Ему говорят: “Сан, а разве это не тот договор, который ты подготавливал?”. Его плеча касаются, привлекая к себе внимание, пока до Сана медленно доходит вся суть происходящего. Сан снова проебался. Сан снова разочаровал всех. Сан снова не справился. А Уен опять лезет не в свое дело. Он от слов старших коллег медленно приподнимается, расстегивает верхнюю пуговицу черной рубашки, пытаясь сдержать в себе все эмоции, готовящиеся вырваться наружу: злость, обиду, разочарование, негодование и чистое концентрированное непонимание. Он хмурится, выпрямляясь во весь рост, пока ему рассказывают о том, что он не заметил: Уен взял ответственность на себя за ошибки Сана. Чхве ненавидит быть слабым в чужих глазах и принимать чьи-либо подачки, особенно от брата, который ничерта не понимает. Сан устало ведет плечами, прежде чем уверенно направиться к кабинету главы компании, чтобы дождаться своей очереди для разговора с отцом и объясниться с ним. Он время отсчитывает, безжалостно ускользающее от него, наблюдая за движением стрелок своих наручных часов - точно таких же, как у Уена, доставшихся им в качестве подарка от отца. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять. Он считает про себя до десяти раз за разом, пытаясь успокоиться и сдержать себя от каких-либо необдуманных слов и поступков. Сан перешагнул уверенно тот возраст, когда позволял себе все, что только взбредет в его голову, одурманенную излишне яркими эмоциями. Сан становится спокойнее за годы жизни в семье Чон. Он учится не только держать себя в руках и не причинять вреда окружающим, но и держать язык за зубами.

- Я тебя не просил о помощи, говнюк, - все, что позволяет себе Сан сказать по поводу случившегося Уену, выходящему из кабинета отца, прежде чем раздраженно толкнуть брата плечом, освобождая себе путь. Уен в глазах Сана больше не воспринимается как человек, способный его сломить и уничтожить, потому что все те годы, что они проводили бок о бок, Уен всем своим видом и поведением пытался дать понять Сану, что он ему не враг и не конкурент. Сан в это, естественно, всецело не верит, потому что Уен подобным противоречит и ставит под сомнения все, о чем говорила ему мать. А мисс Чхве всегда права. Уен просто сам по себе странный. Он просто почему-то всем своим естеством отвергает правила игры, придуманной мисс Чхве. Она своего сына много лет назад отдала семье Чон, как змея свое яйцо подбрасывая в птичье гнездо, ожидая лишь один исход затяжного ожидания: отмщение за свое ущемленное эго и скоропостижную смерть всех членов семьи Чон. Уен должен играть по правилам: дай отпор или умри. Но Уен не противостоит Сану и не собирается умирать, неоспоримо уступая свою жизнь и свое место в золотой клетке. И этим сводит Сана каждый раз с ума. Сан в бешенстве. Сан в замешательстве. Сан под давлением этих чувств окидывает брата заинтересованным взглядом, скрываясь за дверью кабинета. Только Уену под силу проглотить гордость Сана и при этом остаться не уязвленным. Только Сану под силу отвергать чувства к Уену вечность и принять его однажды всецело хладным и рассудительным, при этом пылая изнутри пламенем из чувств, не поддающимся никаким логическим объяснениям. Уен в этом первом заинтересованном взгляде ловит совершенно новое и непривычное саново “а может?”, не понимая к чему его поступок может привести в будущем. Сан об этом тоже не подозревает, представ перед отцом, чтобы расставить, в казалось бы незначительном недоразумении, все точки над “и”, выбив для себя возможность исправить свои же ошибки, выставившие его не в лучшем свете перед всеми в этом офисе.

san

“Ебанный стыд,” - все, о чем может думать Сан, находясь в кабинете у отца и выслушивая в свой адрес обвинения в безответственности и халатности. Он взгляд, несмотря на выжигающий изнутри стыд, не отводит, а смотрит своему собеседнику прямо в глаза упрямо и с вызовом, потому что так воспитан: принимать с гордо поднятой головой все, что выпадает на его долю, даже если со всеми новыми взвалившимися на него проблемами справляется хуже некуда. Отцу, как и любому другому человеку, ни в коем случае нельзя демонстрировать свою слабость, неуверенность и разочарование в самом себе. И Сан всего этого ни за что никому не покажет, даже если пригвоздить его сейчас к стене объективными и неоспоримыми фактами. Он не может сказать и слова в свое оправдание, потому что оправдываться - табу. Никого не должно волновать то, что Сану не хватает времени. Никого не должно беспокоить то, что Сан просто не справляется со всем, что взваливается на него в итак непростое время. Его проблемы - это только его проблемы и ничьи больше. Он привык к такому отношению, когда во всем и всегда виноват лишь он сам, потому не вступается за себя и не пытается убедить главу семьи в том, что тот где-то с ним поступает неверно. Отец говорит ему: “Ты ведь понимаешь, что все это делается не просто так?”. И Сан кивает, действительно прекрасно понимая человека, в чьем доме живет уже девять лет. Это проверка. А еще воспитательная часть, в которой он на собственной шкуре должен испытать все тягости будущей профессии и работы. И он эту проверку почти с треском провалил из-за неспособности работать в коллективе. Сан понимает, что у него большие проблемы с коммуникацией, что ему нужно учиться взаимодействовать с людьми и всегда добиваться от них того, что хочется и того, что нужно, не всегда применяя лишь один метод - привычное для него давление. Сану нужно становиться изворотливее. Сану нужно находить подход ко всем, даже к тем сотрудникам, кого на дух не переносит. В этом заключается основной успех любого бизнесмена: в способности управлять людьми и правильно распределять нагрузку на всех. Работать с людьми намного сложнее, чем с цифрами и сводками. Работать с людьми Сан больше всего не любит, но все же соглашается с отцом - ему это нужно, если он собирается в будущем руководить компанией вместо отца. И Сан учится. Неохотно. Совершая ошибки. Но все же учится и пытается соответствовать чужим высоким ожиданиям. Он говорит: “Я все исправлю”. И с силой от злости сжимает кулаки, слыша в ответ: “Нет, не исправишь. Уен с этим справится лучше”. Ногти впиваются в ладони, оставляя после себя глубокие полумесяцы на коже, от всплывающих в голове мыслей о том, что Уен снова его обошел. Сан в ярости, но старается это чувство подавить в себе: сдерживает злобные комментарии, не пинает рядом стоящий стул и не позволяет себе даже тяжело от раздражения выдохнуть на глазах у отца. Он лишь недовольно ведет левой бровью и прикусывает нижнюю губу - не идеально, но все же прилагает титанические усилия в контроле собственной вспыльчивости. Сан не понимает почему именно Уен. Не понимает, почему именно этому лоботрясу, выкраивающему всего пару дней в месяц для работы в компании, отец дает больше шансов, чем ему - торчащему в этом офисе практически все свое свободное время. Не понимает, почему младшему, не заинтересованному в их семейном бизнесе, всегда выпадает шанс проявить себя, а не ему - живущим изо дня в день только работой. Сан в ярости, но ярость в этой ситуации не играет никакой роли, потому что в итоге ему все равно придется смириться с решением отца и ответить коротким “ясно”, когда ему говорят - можно сказать, приказывают - взять на себя всю работу Уена, раз тому сейчас приходится разгребать ошибки старшего. Сан выходит из кабинета и надеется, что брат не попадет в его поле зрения ближайшие пару часов, потому что не может обещать даже самому себе то, что не разобьет младшему нос.

И надежды оправдываются. Уен не появляется в офисе ни через пару часов, ни даже к завершению рабочего дня. Офис постепенно пустеет и Сан перестает думать о собственных провалах и переживать о том, удалось ли Уену успеть подать документы к сроку. Он погружается в работу с головой, борясь изо всех сил с накатывающей сонливостью и прикрывающимися от усталости веками, периодически вздрагивая, когда голова, будто сама по себе, опускается под тяжестью собственного веса. Он упорно трудится, стиснув зубы, до глубокой ночи, держась лишь на одной злобе и желании доказать - в первую очередь себе - всем окружающим, что способен не только справиться со своей работой, но и с той, которой должен был заняться Уен. Часы безжалостно проходят, буквально пролетают для заторможенного от недосыпа Сана, а кипа бумаг, взгромоздившаяся под рукой, и файлов на рабочем столе с пометкой “срочно” уменьшается не на много. Часы безжалостно пролетают, а Сан даже не думает о том, чтобы дать себе немного времени передохнуть. Он упрям. До зубовного скрежета. Но организм, измотанный вечной работой и бодрствованием, все же берет свое.

- Твою ж мать… - стонет от глубокого разочарования в свои ладони, которые прижимает к лицу, когда резко просыпается от неожиданного звука открывающейся двери. - Нет-нет… Черт возьми! - прогоняя сон, вторит своим мыслям, проводя ладонями вверх по лицу и до самой макушки головы, взъерошивая волосы. Он смотрит на монитор компьютера и хмурится, понимая, что упустил больше двух часов и потратил их на никому не нужный сон. - Соберись и давай работай.

Сан не отвлекается на вошедшего брата, одаривает его лишь коротким взглядом, прежде чем снова сесть за прошлогоднюю статистику. Его не интересует причина прихода в такое время Уена в офис, как и не интересует ровным счетом все, что с ним связано. У Уена своя жизнь. А у Сана своя. Так должно оставаться и впредь. Сан не отвлекается на брата, потому что знает, что тот в скором времени уйдет. Он не поднимает головы на Чона и тогда, когда тот подходит ближе. Лица своего не показывает со следами на левой щеке после непредвиденного сна, как и своего беспокойства по поводу своих неудач.

- Еды было достаточно, не трать моего времени, - на “извини” брата отвечает, ручкой делая пометки для себя на листах бумаги. Он намеренно игнорирует вопрос о разговоре с отцом, потому что не уеново это дело - знать то, что происходит в его жизни, даже о тех моментах, на которые он сам непосредственно повлиял. - Не стой над душой, - сдержанно, оттого что сил на ругань не остается ровным счетом никаких, добавляет, напрягаясь под чужим взглядом. - Езжай домой, - Сан уверен, что брат не задержится, потому что знает, что это не в духе Уена - работать сверхурочно, когда есть возможность сбежать к тому, что доставляет большее удовольствие, чем перебирание бумаг и сводка цифр. Сан не в духе. Сан чертовски устал. И последние силы он не собирается тратить на то, что не принесет никакой выгоды. - Все успел? - неожиданно, даже для самого себя вдруг продолжает, казалось бы законченный, разговор Чхве, перебирая стопку бумаг в поисках нужной. Наверное, все дело лишь в том, что он действительно переживает о возможности того, что стал причиной значимого убытка компании. Или возможно, ему просто нужно хоть на что-нибудь отвлечься, чтобы не сойти с ума в этих уже почти осточертевших четырех стенах, даже если признаваться в подобном совершенно не хочет.

san

Сан, получив ответ на волнующий его вопрос, едва слышно выдыхает от облегчения, неосознанно опускаясь ниже над стопками бумаг со сводками. Он испытывает странное и незнакомое чувство, которое приносит ему дичайший дискомфорт. Оно температуру в теле поднимает, заставляя лицо прятать за монитором компьютера, чтобы никто, особенно брат, не застал его в этом моменте осознания нового для него чувства, вводящего его в ступор. Он не знает, что со всем этим делать и как от этого избавиться. Он может только раздраженно прикусить губу и попытаться отвлечься от собственных ощущений работой. Нормальный человек, наверное, назвал бы это чувство смущением, но только не Сан. Для Сана, убеждающего себя на протяжении двух десятилетий в том, что он, как и его мать, во всем лучше остальных, принимает все, как должное: Уен сам виноват, что вляпался в проблемы старшего брата, сам виноват и в том, что ему пришлось задержаться вместе с ним на работе. В конечном итоге Сан не просил его возвращаться в офис. И он не же не заставлял того дорабатывать то, что могло подождать до утра. Уен во всем виноват сам, Сан здесь абсолютно ни при чем, но в тоже время Чхве отчего-то ловит себя на странных, нехарактерных для него и его воспитания, мыслях. Мыслях о том, что все это произошло не просто так, и о том, что в итоге в неприятностях брата он - Сан - здесь играет не маловажную роль.

Сан немного расслабляется от того, что самая важная для него часть работы на сегодня с трудом, но все же окончена, и оттого темп его работы постепенно уменьшается. Он спустя час после того, как съел принесенную братом еду, снова с титаническими усилиями старается побороть сонливость. Ударная доза глюкозы, содержащаяся в банке с колой, не помогает, и потому он тянется за сотовым телефоном и наушниками, чтобы хоть немного взбодриться. На экране мобильного всплывают уведомления о пропущенных сообщениях, которые его на время отвлекают. Он отвечает на них неохотно и замирает, когда видит в конце списков диалогов новое сообщение от бывшего парня. Есан пишет ему “может, встретимся?”, а Сан, сам того не замечая, улыбается устало и трепетно от переполняющих его надежд и ожиданий. Он скучает по единственному близкому человеку, который, как никто другой, смог повлиять на него самого и на его восприятие окружающих. И то, что Чхве не отвечает ему из-за мысли, что в столь позднее время может разбудить парня, наверное, давно видящего уже десятый сон - говорит о многом. Сан изменился. Он может хоть иногда ставить кого-то и чужой комфорт выше своих эгоистичных желаний. Сан хочет написать ему “конечно, в любое время”, но решает оставить это на утро, когда нормальные люди, а не чокнутые трудоголики, начинают свой обычный день. Он в заметно приподнятом настроении - когда все валится из рук и кажется, что белой полосы в жизни еще долго не предвидится, любая мелочь может стать причиной для надежды - потягивается в кресле и, чувствуя за последнее время небывалый прилив сил, начинает усердно работать над аналитикой, пока Уен копошится на кухне. Сан берет себя в руки, потому что не может иначе, особенно, когда чувствует, что хоть и не все сразу, но все же часть из планируемого им начинает реализовываться. Он давно хотел наладить отношения с Есаном, но из-за навалившихся срочных и важных дел не решался написать ему первым и поговорить обо всем, что между ними произошло. Жизнь налаживается, а значит и Сан не должен пасовать перед проблемами, даже если кажется, что сил совершенно ни на что не осталось.

Силы остаются на то, чтобы выпить горячий кофе, принесенный Уеном. Сил хватает и  для того, чтобы взглянуть на брата, зовущего его по имени. Уен всегда много болтает - для неразговорчивого в компании с неприятными ему людьми Сана. И обычно это выводило бы из себя, но сейчас, когда усыпляющую тишину хочется заполнить чем-то живым и более менее энергичным, он чувствует искреннюю благодарность. Сан научился проявлять это чувство не так давно. Неидеально. Со все еще не отпустившим его дискомфортом. Но все же. И он без капли упрека или сомнений говорит Уену, когда тот наконец затыкается: “Спасибо... За все”. Он не хочет выделять ничего, что сделал для него сегодня Уен, потому что для Сана это крайне неловко. Он благодарит Уена впервые в жизни, и, кажется, вкладывает в эти слова действительно все, что им вместе пришлось пережить за много лет жизни под одной крышей. Уен - недерьмовый человек. Сан это знает. Осознал, наверное, окончательно для того, чтобы произнести это вслух, только сегодня.

- Езжай домой - я тебя здесь не держу, - звучит (по привычке говорить со всеми свысока) снова немного холодно и раздраженно, но при всем при этом, он ничего из этого не чувствует по отношению к младшему брату в этот момент. - Я поеду на такси. Не утруждайся, - давит из себя усмешку, потому что все еще считает заботу Уена по отношению к нему как минимум глупым. Сан не нуждается ни в заботе, ни в поддержке, ни в чужих переживаниях за него, потому что убеждает себя упрямо в том, что он в разы сильнее кого-либо. - Еще никто не сдох от того, что пришлось ехать не на своей машине, - Сан разворачивается, продолжая сидеть в офисном кресле, лицом к брату, снова потягивается, расслаблено зевая, и подзывает его после к себе легким движением руки. - Дай мне свою руку, - он не знает, что брат от него ожидает: возможно какой-то подставы? Но Сан терпеливо ждет, когда младший все же решится подойти и протянуть ему свою руку. Ждет и смотрит на Уена прямо с привычным спокойствием, которое он испытывает, находясь дома, когда не нужно хотя бы на время доказывать всему миру свое право на существование и право находиться в семье Чон. Он кладет в ладонь брата, не касаясь кожи денежную купюру и говорит: “Будешь уходить - возьми мне в автомате в общем коридоре еще энергетика”.

Сан не говорит слово “пожалуйста”, потому что не любит просить. “Пожалуйста” для него всегда было пропитано едким унижением и горечью скорби, потому что напоминает о бросившей его матери и о несчастливом детстве, когда не было ничего, что принадлежало бы лишь ему, когда приходилось упрашивать взрослых о любой мелочи и убеждаться самостоятельно в том, что он - никто и что он ничего в этой жизни не заслуживает просто так. Но тон его голоса говорит с Уеном сейчас за него. Он мягче и спокойнее. В нем не чувствуется угрозы и высокомерия, потому что сейчас он перед собой не видит кого-то более, чем брата, которому сегодня тоже везло чуть меньше, чем обычно, и который, несомненно, единственный может его сегодня действительно понять. Сан чертовски устал. Сана сжимают в тисках упрямство, чувство ответственности и дурацкий неуместный перфекционизм. Сан нуждается в Уене, в его компании, но все, что он может сделать - это задержать его подле себя лишь на несколько минут, отвлекая  от его ухода простым походом за напитком. Сан не говорит “останься”, потому что не привязан к брату. Сан не говорит “мне с тобой спокойнее”, потому что еще не привык к этому. Но он говорит Уену, взглянув ему в глаза: “Можешь взять и себе, если хочешь. На тебя тоже хватит”.

san

Вот и все. Жизнь Сана катится в бездну под глухой стук женских каблуков о паркетный пол, тонет во мраке безысходности под приглушенный инди-рок, звучащий в зале безызвестного кафетерия, а гордость тает под взглядом десятка пар глаз, с любопытством устремившихся на столик, за которым минуту назад вспыхнул скандал. Мисс Чхве всегда умела уходить красиво и так, чтобы навечно после себя оставить в чужих душах осадок. В душе Сана она оставляет не осадок, а гребанную черную дыру, в которой исчезает все, что было ему когда-то дорого. В ней исчезает детская вера в то, что он нужен и любим своей матерью, планы на всю следующую жизнь, надежда на то, что все однажды будет хорошо и именно так, как хочется ему. Она своим “да как ты смеешь, нахальный щенок?!” топчет в собственном сыне уверенность и единственное, чему он научился за годы жизни с ней - слепую веру в нее. Сан смотрит на чашку с недопитым кофе, оставленной матерью, и не может поднять взгляд, потому что боится. Боится ее и того, на что она способна. Боится взглянуть спустя многие годы правде в глаза и понять, что всю жизнь ошибался. Ошибался в матери, в ее намерениях, в ее решениях и в навязанной ею судьбе. След на краю белоснежной чашки, оставленной красной губной помадой, притягивает взгляд и напоминает лишь об одном - она всегда его бросает: в детстве дома в полном одиночестве, в подростковом возрасте у порога отцовского дома, сейчас наедине со всем тем, что она ему наговорила в пылу ярости. Воздухом, пропитанным чужими ненужными откровениями, сложно дышать, и Сан накрывает голову руками, опускаясь лицом на столешницу. Ему уже давно не двенадцать, потому он разучился беззвучно плакать вдали от всех, но привычка бежать от людей, когда на душе неспокойно, все же осталась. И он бы сбежал куда-нибудь, где никто не будет на него смотреть, если бы ноги предательски не сковал страх. Он учащенно дышит от слов матери, что эхом продолжают крутиться в его голове: “слабак”, “ничтожество”, “недостойный”, “лучше бы ты не рождался”. Накатывающая паника накрывает собой, будто волна бушующего океана, и топит, заставляя мелко дрожать всем телом. Сан умирает от нелюбви и разочарования единственного человека, которому, к несчастью для него же, казалось, он был нужен. Сан умирает, но все еще держится за свое ничтожное существование, потому что просто привык. Привык жить наперекор всем и всему, пусть даже в лицо ему кричат “сдохни”, “ты с твоим неуемным эго никому не нужен” и “прыгни с моста, мразь”. Сан привык к чужой ненависти, непринятию и одиночеству, но не привык к предательству, которого никогда до сегодняшнего дня не испытывал. Завтрашний день подарит ему новые силы начать жить собственной жизнью, не следуя бездумно чужим указаниям, но сегодня под влиянием пережитого кажется, что это завтра может не наступить.

Сан жмурится до болезненных ощущений и пальцами сжимает с силой волосы на макушке, пытаясь прийти в себя и сдержать собственные эмоции физической болью, которая бы помогла вырваться из лап иллюзорного и нагнетающего ощущения того, что весь мир рушится. Его мир и правда рушится, по крупицам разваливается с каждой секундой, прошедшей с ухода матери. И кажется, что только ее возвращение и тихое, почти привычное, “солнышко, ты все неправильно понял” вместо извинения могут заполнить все пробелы и пустоты в его душе, сердце и рассудке. Сан от боли стонет приглушенно, но оцепенение все же постепенно отступает под натиском упрямого желания убедить себя самого в том, что жизнь на этом не кончена. Жизнь действительно, что для него удивительно, на этом не заканчивается: официант убирает со стола ненужные приборы и безучастливо интересуется нужно ли посетителю сейчас предоставить счет, а телефон вибрирует рядом у самого уха и позволяет на время взять себя в руки. Сан, поднимая голову, отвечает коротким “да”, унимая в себе горе и позволяя окружающему вновь влиять на него. Он цепляется за единственное, что может заставить его выровнять дыхание и напомнить о том, что он, несмотря ни на что, должен оставаться собой. И этим единственным, что связывает его с настоящим оказался мобильный телефон. Никто ему не пишет, никто и не знает чем он живет, чем занимается, потому что Сан сам этого никому не позволяет. На экране мобильного лишь высвечивается уведомление от приложения с раздражающим “возможно, вы знаете этих людей?”, предлагающее подписаться на тех, к кому изначально был безразличен или кого просто не хотел знать. Сан обычно всегда, ни на секунду не задумываясь, удаляет такие уведомления, но сейчас, увидев среди глупых никнеймов что-то схожее с “Уен”, Чхве позволяет себе непозволительное: найти в списке контактов брата и набрать его. Он молчит некоторое время, даже когда гудки прерываются, позволяя двум людям начать разговор.

- Помнишь, ты говорил, что всегда будешь рядом? Приезжай, - и голос его от пережитого все еще звучит устало, а каждое слово пропитано, совершенно не характерной для Сана, горькой тоской. Чхве не сразу называет адрес, но лишь потому, что дрожь во всем теле, не отпустившая до конца, не дает отстраниться от всего, что заставляет его тянуться к человеку, которого до сегодняшнего дня не воспринимал всерьез. Уен - полная противоположность Сана. И это в нем Сана, наверное, и пугает, потому что Сан брата не понимает. Он не понимает его, но все же почему-то надеется, что брат, несмотря на их прошлые отвратительные отношения, все же не оставит его в одиночестве. Сан тянется к нему настолько, что необдуманно заходит на его страницу в инстаграм и, на свое же удивление, подписывается на него. Он сорок минут тратит на то, чтобы допить кофе, оплатить счет и просмотреть все опубликованные фотографии Уена. Он лайкает их все, постепенно успокаиваясь, наблюдая, наверное, впервые за жизнью человека, который всегда был рядом. Сан улыбается его постам, посвященным каким-то приятным для брата мелочам, вглядывается в незнакомые лица с интересом и удивленно вскидывает брови, когда замечает вдруг среди вполне ожидаемых фото себя. Уен странный. Непонятный. Уен удивительный. И, наверное, привлекательный. На этом Сан, по привычке снова отрицая собственные чувства привязанности и симпатии к младшему брату, вскакивает с места, заглушая череду мыслей о Уене своим “Да что, черт возьми, я делаю? На что рассчитываю?”. Уен не придет. Сан это знает. И потому решает уйти, чтобы не чувствовать себя конченным дураком и неудачником. Он накидывает на плечи кожаную куртку и вдруг замирает, видя перед собой на столе оставленный клочок бумаги, на котором его мама записала номер телефона человека, способного, как она думает, помочь решить все их проблемы. Сан не считает верным прислушиваться к ней и всерьез отнестись к ее мнению. Но он все же бережно забирает последнее, что оставила ему мисс Чхве, с собой, спрятав в заднем кармане джинс, как последнюю память и надежду на то, что она когда-нибудь к нему вернется. Сан устал жить одной лишь ненавистью и злобой. Его сердце просит простить. И Сан прощает. Прощает мать за то, что она не способна никого полюбить, и за то, что она всю жизнь причиняет ему лишь одну боль. Прощает Уена за то, что тот не сдержит свое обещание и не придет к нему. Он сейчас его, наверное, как никто другой, понимает, потому что сам поступил бы также, если бы был на его месте: не дал бы себе второй шанс начать все с чистого листа. Именно так, по его мнению, было бы верно.

Сан решительным шагом покидает кафетерий, заворачивает за угол, не замечая ничего вокруг, не ведая куда идет, поглощенный собственными эмоциями. И останавливается он лишь в момент, когда видит перед собой Уена. Он смотрит на Чона пристально, но не может поверить в то, что это и правда его брат. Уен ненормальный. Неправильный. И таких, как он, Сан никогда в своей жизни не встречал.

- Ты все-таки пришел, - в его голосе нет привычного высокомерия или даже насмешки. Он весь сейчас - вспыхнувшая неуверенным светом надежда. Уен сегодня в его глазах выглядит совершенно иначе. Уен выглядит старше и смелее, чем прежде. Он выглядит так, будто во всем мире нет никого другого, кто бы мог на себя взять смелость поступить по-настоящему верно. И Сан, глядя на него, тоже набирается смелости, потому что, как и брат, вырос. Не только стал выше ростом, но и научился, как взрослый человек, нести ответственность за свои слова и поступки. - Пойдем? - он осторожно руку протягивает брату ладонью кверху - тоже впервые за всю свою жизнь - и глядит в глаза без обжигающей ненависти, без ядовитой злости и без привычного напора. Сан дает Уену право выбора. Сан дает ему последний шанс уйти.

san

Ничто не происходит просто так. И сегодняшние изменения в отношениях братьев тоже случились не на пустом месте. Сан, всю жизнь убеждающий себя в том, что ненавидеть Уена - единственный способ остаться самим собой и не разочаровать мать, уже год как позволил сомнениям взять верх над слепой верой и беспрекословным подчинением чужой воле. Сомнения закрались в его душу за одну ночь и брали верх ежедневно над всем, что говорила некогда мать. “Сан-и, он тебе не брат. Этот ублюдок просто ждет удобного случая, чтобы забрать у тебя все, что тебе принадлежит по праву”. “Солнце, ему нельзя доверять. Он погубит тебя и разрушит все наши планы”. “Милый, тебя никто и никогда не будет любить. Только я. Верь мне. Мама никогда не причинит тебе вреда”. “Я делаю все, чтобы ты был счастлив. Ты же хочешь быть счастливым? Тогда делай все, что я тебе говорю”. Сан до сегодняшнего момента и правда поступал именно так, как хотела его мать, но почему-то до сих пор не обрел своего счастья. Он сближался с отцом и пытался его ненавидеть, чтобы в будущем было проще избавиться от него и получить в свои руки бразды правления фирмой. Он отдалялся как можно дальше от Уена, чтобы не позволить тому воспользоваться им и разглядеть в старшем любые, даже самые незначительные, слабости. Он говорил ему «не трогай меня», скрывая за этим «тебе не стоит сближаться со мной, ведь я должен уничтожить тебя и оставить ни с чем». Он вызывал в нем ненависть фразами «ты мне никто» и «не суй нос не в свое дело», когда хотелось просто бросить все и снова, как много лет назад, оказаться рядом с любимой матерью, которая не могла принять его назад без наследства. Сан на протяжении многих лет отстранялся от семьи Чон, не до конца осознавая для чего это нужно. Способность слишком глубоко привязываться к людям - это то, что до сих пор остается для него самым главным пороком, который может разрушить все, чего мисс Чхве добивалась всю свою жизнь: власти, достатка и мести бывшему любовнику. Близость с Уеном могла пересилить любовь Сана к матери - это то, что мисс Чхве всегда понимала и старалась предотвратить. Она воспитывала в собственном сыне на протяжении многих лет независимость от людей, презрение к ним и полное внушенное чувство того, что он одинок. Но все это прошло безуспешно, ведь Сан - всего лишь человек. А человеку, как известно, всегда нужен рядом другой человек. И мать, которая бросила своего ребенка на воспитание другим, не способна стать для него тем, в ком он может нуждаться.

Сан сейчас нуждается в Уене: об этом говорит его взгляд, неожиданный звонок, озвученная вслух просьба приехать и протянутая рука. Об этом говорит все, но не сам Чхве, все еще молча наблюдающий за братом, который не спешит протянуть руку в ответ. Он не признается вслух в том, что Уен для него дорог, что он ему интересен. Он делает это молча на протяжении года, за который вполне смог убедиться в том, что Уен не опасен. Сан говорит о своей симпатии иначе и так, чтобы эти чувства не обернулись для него нерешаемой проблемой. Он проявляет симпатию ненавязчиво и так, будто она ничего не стоит: вступается за него во время разговоров с отцом, когда Уен их не слышит; поднимает его к первой паре, если тот не встает с будильником; пропускает первым в ванную, если тот торопится; и всегда оставляет в холодильнике то, что любит младший брат (то какой йогурт или мороженое предпочитает Уен как-то неосознанно запечатлелось в памяти еще с детства), не претендуя ни на что, даже если очень хочется. Сан любит брата. По-своему. Просто признавать это до сих пор ему почему-то не хочется. Для него, глядящего на всех и каждого свысока, кажется достаточным то, что он, наконец, спустя много лет, признал брата равным себе и достойным быть в его глазах особенным. Признаться в чувствах - чего он в своей жизни никогда не делал - означало бы то, что его жизнь, как и он сам, изменилась. А любые перемены человека, жившего до последнего ключевого момента в его судьбе по чужой указке, пугают. Пугают почти также, как и сама возможность того, чтобы однажды пойти наперекор властной и не терпящей непослушания матери. Но перемены уже произошли. Сан дал отпор безумным идеям человека, которого боится и чей авторитет до последнего момента был незыблем. Сан первым пригласил Уена на встречу без всякого злого умысла. Перемены произошли. И сам Чхве уже не будет прежним.

Сан скользит заинтересованным взглядом по лицу Уена и читает по чужой мимике лишь удивление. Брату не обязательно озвучивать вслух свое недоумение, ведь они уже очень давно знают друг друга и без каких-либо колебаний могут услышать это “почему?”, “зачем?”, так и не сорвавшиеся с губ. Чхве не может ответить на эти вопросы. Что он может сказать? “Моя мать больна, Уен. И она хочет, чтобы я убил отца и тебя. Я готов пожертвовать ради нее отцом, но не смогу тобой. Я не знаю, что мне делать. Помоги мне”? Что от этого изменится? Сан не может открыться Уену и объяснить все, что происходило в его жизни и в жизни его матери, если он сам не до конца осознает их проблемы и не может объективно оценить к чему могут привести их поступки и решения. Он взгляд опускает на свою руку, которую брат все же сжал в своих пальцах, вызвав этим лишь тень улыбки на губах старшего. Сан потерян, наверное, настолько же, насколько был больше десяти лет назад, когда впервые переступил порог дома своего отца. Он не знает что делать, не знает, что говорить. Не знает как теперь, когда можно довериться самому себе и собственному предчувствию, относиться к Уену.

- Если ты был занят, мог не приезжать, - он старается, как прежде, будто по привычке, нагрубить или съязвить, но отчего-то у него это совсем не получается и каждое слово звучит куда мягче, чем могло бы быть. Слова звучат почти безразлично. И сейчас это все на что Сан способен выдавить из себя прежнего. - Я просто… хотел тебя увидеть. - он не может сказать правду, но зато может, как обычно, просто соврать, не раскрывая ничего, что могло бы снова вызвать в нем нестабильные эмоции и стать причиной необдуманных поступков. Единственный способ заставить Уена не лезть туда, куда его не просят - отвлечь его внимание на что-то другое или удивить. Сан это усвоил уже много лет назад. И потому он решает перевести разговор на самого Уена, который не избалован вниманием старшего брата и вряд ли ожидал от него услышать что-то подобное. Ложь всегда звучит достовернее, когда в ней присутствует частица правды. Уен правда нужен. Уена правда ждали. Но сегодня он не является центром вселенной Чхве Сана, пусть и обескураженного и потерявшего на время свой жизненный ориентир. Во всех движениях и словах Сана есть смысл, в них кроется его личная причина. Вот только прикосновения к брату выходят куда мягче и ласковее, чем обычно. Но и в этом есть своя причина, о которой сам Чхве не хочет думать: он не хочет, чтобы Уен ушел и оставил его в одиночестве, которое с годами становится невыносимым. Он осторожно кладет ладонь брата к своей щеке, которая кажется до сих пор горит и пульсирует от пощечины матери, не сумевшей принять решение сына. Сану кажется, что прохладная ладонь Уена успокаивает, и от этого ощущения он на мгновение прикрывает глаза, вслушиваясь в собственные чувства. Семью не выбирают. Но Сан сегодня выбирает Уена. Выбирает в тот момент, когда встает на его защиту твердым «нет» и неуверенным от пробудившихся детских страхов под строгим взглядом женских глаза «он тут ни при чем. не трогай его. даже не смей приближаться, иначе я все расскажу отцу». И Сан признает этот факт, когда уверенно накрывает руку брата своей ладонью. Он принимает все, что чувствует к Чону: детскую привязанность, глупую надежду быть для него кем-то значимым, несмотря на их общее совершенно не радужное прошлое, и странную благодарность за то, что многим бы показалось само собой разумеющимся. Ему нравится прикосновения Уена. Они будто уносят его подальше от той войны и вечных преград, которые мисс Чхве создает вокруг себя и своего сына с самого рождения Сана. Он набирается сил у Уена в этот момент, будто от целительной тишины, которая раньше была единственным спасением от душевных терзаний. Все непременно однажды вернется в прежнее русло: Сан снова станет уверенным в себе, решительным и далеким для любого, кого посчитает недостойным своей компании. Только не сейчас. Не сейчас, когда Уен упускает свой шанс оставить Сана в том прошлом, где понятию «мы» не было места. Не сейчас, когда самому Сану необходимо удостовериться в том, что он не совершил ошибку, приняв тот факт, что они с Уеном совершенно ни при чем, что они не должны находиться в эпицентре того, что произошло между их родителями в далекие годы. Уен, как и Сан, виноват лишь в том, что родился. Сан, как и Уен, имеет право на собственную жизнь, где может сам выбирать с кем сближаться и о ком беспокоиться, а кого держать на расстоянии руки и оставаться равнодушным. - А ты?.. Как ты? Голоден?

san

Секунды, отданные для слишком доверительных прикосновений братьев, которые всю прежнюю жизнь не испытывали чего-то подобного, для Сана не тянутся вечность и не лишают его ощущения реальности, ведь сейчас он всецело отдает себе отчет. Он сам выбирает это мгновение их единения, без слов давая понять “вот он я. здесь. с тобой. мне сложно. но я хочу попробовать довериться тебе”. Выкраивая из собственной души остатки чего-то человеческого, что не успела изувечить в нем мать, он позволяет Уену оглаживать щеку подушечкой большого пальца на две секунды дольше, чем стоило бы, не испытывая при этом привычное отвращение или раздражение, даже когда без какой-либо резкости в движениях отстраняется от человека, с которым он спустя десять лет наконец решается научиться правильно взаимодействовать. У Сана не учащается сердцебиение, потому что рядом с Уеном он не чувствует себя взволнованно, а наоборот ощущает себя так, будто один из самых сложных дней в его жизни вот-вот закончится, позволяя сделать выдох полный облегчения. Он взгляд от брата не отводит, потому что вбирает в себя без остатка его образ, на всю жизнь запоминая этот момент, который с каждой секундой, проведенной рядом с Уеном, становится, несомненно, для него переломным.

Брат заполняет тишину, давящую некомфортным ожиданием, требующим озвучить вслух все мысли Сана, которые он продолжает с жадностью хранить в себе, ведь все они сегодня постыдно крутятся только вокруг ничего не подозревающего Чона и их общего прошлого, прожитого, кажется, пусто и совершенно неправильно. Сан всего лишь соглашается сходить с ним поесть, но на деле делает огромный шаг навстречу. Сан всего лишь идет рядом плечом к плечу с братом, не перебивая его монолог, но на самом деле, знаменует этот момент своим моментом участия в жизни младшего. Сан никогда не интересовался: чем же живет его брат? Точнее не позволял себе этого прежде. Сейчас же, искоса наблюдая за ним и ловя себя на редких улыбках, вызванных чужими рассказами, он понимает, что тоже хочет. Хочет быть частью обыкновенного, наполненного сумбурными и многочисленными событиями, дня Уена. И он, как бы абсурдно это не казалось, хочет однажды занять неотъемлемую и значимую роль в этих историях, где тоже будут встречаться “а мы с Саном сегодня”, “а Сан сделал для меня” и “мы с Саном решили”, каждому слушающему Уена давая беспорно понять, что они вместе, что они друг другу семья. В самые сложные времена люди всегда тянутся к тем, кто связан с ними прочными узами отношений. Все рано или поздно тянутся к своей семье, даже самой нестандартной и несчастливой. А для Сана, сегодня осознавшего, что мать никогда не будет для него матерью (по крайней мере тем самым светлым образом, что каждый ребенок рисует для себя в детстве), семьей остается лишь Уен, который единственный отзывается на его робкую просьбу о помощи, слишком тщательно завуалированную под безразличие и отсутствие какого-либо ожидания. Сану сегодня нужна семья. Сану сегодня нужен Уен. И только он.

Они с братом разные - в этом Чхве убеждается в очередной раз, садясь в машину младшего брата на пассажирское сиденье и не задумываясь убирая с кресла мешающий ему конверт. Уен, как и его автомобиль - яркий и броский, почти неуместный в бизнес-столице. Он всегда в приоритет ставит лишь свое “хочу” и “мне нужно”, в отличие от старшего, который выбирает во всем лишь комфорт для себя. Сан не любит сидеть за рулем (его автомобиль класса люкс чаще пылится в гараже, чем рассекает улицы города), потому что ценит свое время и предпочитает в дороге (находясь в такси или на заднем сиденье за личным водителем их семьи) решать какие-то вопросы или браться за отложенные дела. Чхве ежится от промозглого холода, опустившегося на город после прошедшего ливня, и не подозревает о том, что и сейчас, проводя время в дороге, ему придется снова решать значимые для него и его семьи вопросы. Они с братом разные, но в одном до зубовного скрежета похожи: оба упрямые до невозможности, жадные и никогда не упускающие возможность для себя. Возможность Чхве ожидает его в забытом запечатанном конверте, лежащем на заднем сиденье. Сан пристегивает ремень безопасности, ухмыляясь себе под нос собственным мыслям, и трет ладони друг о друга, пытаясь скорее согреться. Сан мало времени проводит на улице, проживая свою жизнь преимущественно в четырех стенах: университета, отцовского офиса, дома, фитнес клуба, баров и ресторанов. Он практически не бывает на солнце, и его бледность говорит об этом лучше фотографий в инстаграме с отмеченной геолокацией. Уен же, полноценно наслаждающийся собственной жизнью и ни в чем себе не отказывающий, несмотря на долг перед отцом и семейным делом, обладает здоровым и красивым загаром. На мысли о красоте цвета кожи брата Сан, будто на последнем вздохе высокомерия и самовлюбленности, недовольно вскидывает бровь, когда берет из рук младшего конверт, который, как оказалось, был приготовлен специально для него.

Любопытство берет вверх, потому Сан распечатывает конверт и под рев двигателя, достав документы, начинает их изучать. Он вчитывается в каждую строчку, с первым же предложением хмуря брови. “Ты что, блять, издеваешься надо мной?” - едва сдерживает в себе возмущение Чхве, переворачивая страницу и прикусывая язык. С годами он лучше научился контролировать свои эмоции, а приняв братские узы как должное, ему на удивление легко удалось заглушить в себе гнев, который мог бы вылиться на Уена внезапной агрессией. Сан зол, потому что Чон вечно все портит. Сан зол, потому что Чон никогда не играет по правилам. Сан зол, потому что брат одним своим поступком обесценил всю его жизнь. Он сминает под пальцами бесценный документ о передаче прав - по сути денег, о которых много лет грезил Чхве, - и не может смириться с легкостью, с которой Уен отказывается от наследства в пользу старшего. Сан раздраженно трет лоб пальцами, а после проводит и по всему лицу, будто изо всех сил пытается стереть с себя все свои эмоции, отражающиеся на нем всегда слишком явно. Он выдыхает, приводя себя в чувства и мысленно уговаривая самого себя сдержаться от каких-либо комментариев, пока не удостоверится в подлинности документов. Он фотографирует каждую страницу, предоставленную Уеном и отправляет семейному адвокату без какого-либо текста, включающего в себя вопросы, которые его интересуют. Звонок мистера Ли раздается почти сразу же и ничем Сану в итоге не помогает, потому что адвокат требует все разъяснить, принести оригинал документа к нему и передать трубку Уену, если тот находится поблизости. Сан отвечает короткими предложениями, врет о том, что Уена нет рядом и просит ничего не рассказывать отцу, пока они во всем не разберутся самостоятельно. Разговор прерывается одновременно с их прибытием в совершенно незнакомый для Сана район. У него сотня вопросов к Уену. И столько же претензий. Но Сан вначале позволяет брату отвести себя в то место, которое хотел показать ему младший, и во время короткой прогулки все же, хоть и немного, но успокаивается. Дышится здесь совсем иначе, чем в центре. Свободнее от отсутствия небоскребов вокруг. Легко без пронзительных и любопытных взглядов. И Сану от этого становится чуть спокойнее, потому что здесь - на окраине - он может быть просто Чхве Саном без каких-либо приписок и вечных “но”. Здесь никто не знает, что они с Уеном - сыновья того самого короля золотых и серебряных украшений, сыновья, что борются за право унаследовать семейный бизнес.

Сан следует за братом молча, не желая открывать рот и поднимать тему, которая не дает ему покоя всю его сознательную жизнь. Он позволяет себе, лишь оказавшись за столиком приглянувшегося Уену заведения, с громким ударом о столешницу опустить смятые - от мучающего его волнения - листы, подняв при этом строгий и требующий разъяснений взгляд на брата. Он смотрит на него исподлобья, снова нахмурившись, и выдыхает, пытаясь не слишком нагрубить тому, кто совершает огромную, по его мнению, ошибку.

- Я для тебя остаюсь все тем же оборванцем, появившемся на пороге вашего дома десять лет назад? - “вашего” выделяет так, будто слово это насквозь пропитано ядом одиночества и обиды брошенного ребенка. - Все еще считаешь, что мне нужны твои подачки? Обойдусь и без твоих тупых и никчемных жертв, Чон Уен, - раздраженно швыряет кипу бумаг в сторону брата, неосознанно снова расчерчивая между ними границу, упоминая фамилию отца, которая так и не встала в документах рядом с его именем. - Вот только это не пиджак и не велосипед, Уен, - припоминает брату его первые попытки позаботиться о старшем, передаривая отцовские подарки, которые Сан также, оскорбившись, никогда не принимал. - И если ты мне не объяснишь почему ты это сделал, я это никогда в жизни не подпишу, - Сан хочет, но не может слепо довериться, потому что это довольно сложно - моментально перестать сомневаться в людях, которых всю жизнь воспринимал как врагов. - Какой в этом смысл, если для тебя здесь нет никакой выгоды? Хватит дурить мне голову, Уен. Что ты задумал? И не вздумай вешать мне лапшу на уши, не забывай, я знаю, когда ты мне врешь. В чем подвох? Я жду объяснений, - он во второй раз за день позволяет Уену делать выбор и дает ему шанс высказаться. И это неслыханная щедрость со стороны Чхве Сана. Неслыханная, потому что раньше он так никогда не поступал. Щедрость, потому что Уен с сегодняшнего дня для него что-то да значит.

san

Уен невозможный. Уен ненормальный. Уен в жизнь Сана совершенно не вписывается. Он своими поступками и словами рушит в устойчивом и таком правильном, даже  строгом, восприятии старшего брата всего происходящего между ними что-то незыблемое и простое для понимания, крошит в пыль уверенность в собственных выводах и ожиданиях, при этом не прилагая каких-либо усилий для всей той разрухи, что несет с собой. Сан никогда не может предугадать его мыслей, чувств, действий и решений. Не может подготовиться заранее к тому, что Уен в очередной раз играючи надломит, изменит, перекроит на свой лад или заберет с собой. И это Сана - с детства всегда следующего строгим законам взрослых, к которым привыкаешь намного быстрее, чем к свободе - выбешивает.

На этот раз Уен издевается над Саном особенно жестоко. Ставит под сомнение всю его жизнь, обесценивая все то, что сам Сан считал своей судьбой и причиной рождения. Борьба за власть. Борьба за право быть признанным всеми. Все это легкой рукой Уен перечеркивает своей подписью в документах о передаче прав акций. Сан не верит своим ушам, хоть и всеми силами старается уловить в словах брата хоть какую-то логику, способную убедить его - привыкшего оценивать все лишь степенью выгоды - в честности человека, сидящего напротив. Сам злится, потому что не может принять тот факт, что все десять лет он ошибался. Он убеждал всех своим адским трудом, не свойственной для ребенка хитростью и лживостью в том, что он лучший, что он достойный, что он просто имеет право хоть на что-то, что итак должно принадлежать ему. Он всю свою жизнь искал одобрения матери. Много лет добивался уважения отца. Но Уен, оказывается, был единственным, кто ничего от Сана никогда не требовал. Сану, чтобы однажды получить от брата то, что желает всей душой, нужно было лишь быть рядом и громко заявить ему о своем намерении. И это для Сана, не привыкшего к подобному отношению, кажется нелепым. Такого просто не может быть. Только не с ним. Только не в этой жизни. Но Уен настаивает на своем, продолжая вдалбливать, будто глупому ребенку, очевидные для него вещи: может.

Злость Сана, всегда опасно граничащая с агрессией, в любой момент способной перейти в рукоприкладство, сменяется на обескураженность, когда Уен говорит о том, что он никогда не врал. И правда не врал. Никогда. В этом Сан убеждался из раза в раз. И это единственное, чему он верит без капли сомнений. Чхве под столом сжимает с силой колени, размышляя над своими следующими словами и поступками. В его жизни, давно ставшей жизнью взрослого, знающего себе и своему времени цену, нет места спонтанности. Он неплохой стратег и отличный манипулятор. Но когда имеешь дело с человеком, который все свои поступки совершает под гнетом эмоций, которые сложно предугадать, все это кажется бессмысленным. И потому, глядя на брата пристально, Сан решает дать ему возможность просто говорить без какого-либо вмешательства со своей стороны. Обо всем, что его - брата -  сподвигло на столь странный и слишком рискованный поступок.

- Ты сумасшедший, - отвечает на тираду Уена Сан столь же серьезно, как ведет переговоры, потому что все еще оценивает поступок брата, будто это предложение о сотрудничестве.  - Ты явно свихнулся, придурок.

Сан усмехается, глядя на брата, упрямо подвигающего в его сторону стопку документов. И - наверное, все дело в замкнутом пространстве, которое скрывает его от посторонних взглядов - смеется слишком расслабленно для Чхве Сана, находящегося в компании ненавистного младшего брата. Уен, действительно, сбрендил. Сан уверен в этом, ведь свобода в его понимании никак не может существовать отдельно от богатства. Деньги - ключевой момент его личной свободы. Деньги даруют власть, которая и приносит ту долгожданную свободу от всех, преподносят возможность поступать лишь так, как хочется самому, а не следовать чужим указаниям. Сан знает, что именно богачи в этом мире правят всем, что только они имеют право называться людьми свободными и счастливыми.

- Ты чокнутый, Уен, но... - сквозь смех продолжает свою мысль Сан, расслабленно придвигаясь ближе к столу, - мне это всегда в тебе нравилось.

Сан рискованно для себя - потому что его все же могут отвергнуть, а сейчас, когда Уен почти занял центральное место в его жизни, он это с трудом сможет пережить, - протягивает брату руку. Старший осторожно просовывает указательный палец под два пальца Чона, прижимавших не столь давно к столешнице документы, и сжимает их более уверенно, когда понимает, что брат не испытывает к нему отвращение. Он не хочет отвечать на вопросы, касающиеся напрямую желания Сана получить большую часть акций семейной компании и искренности его намерений в этом. С него потрясений и значимых изменений на сегодня достаточно. Его с лихвой этот день успел потрепать. Он не собирается ставить под сомнение и собственные убеждения, касающиеся его будущего, которое он давно для себя выбрал. Но своим прикосновением, сам того не осознавая, все же дает понять и себе, и брату, что Уен сегодня стоит выше всего того, что сам Сан себе вырисовывает в планах на семейный бизнес. Уен выше этого ровно также, как их руки возвышаются над небольшой кучей бумаг, которые без подписи Сана ничего не стоят.

- Я уверен, что ты ошибаешься, но не собираюсь тебя в этом убеждать, - Сан убирает с губ улыбку, чтобы снова дать понять брату, что он чертовски серьезен и что, если тот все же над ним нелепо подшутил, с этим пора прекращать. - Я дам тебе неделю на то, чтобы ты еще раз все хорошо обдумал. А после, если ты не придешь ко мне с изменениями в твоем решении, я их подпишу, и обратно ни один процент акций не верну. Ты меня понял? Я не собираюсь упускать свою возможность, как и ты. Чего ты там хочешь? Свободу и реализации себя в творчестве? Хорошо, я не буду тебе мешать, - Сан нервничает, но вида не подает. Все также уверенно, будто ничего в его жизни от решения Уена не изменится, берет чужую ладонь в свою, прежде чем напомнить очевидное. - Но твой отказ от наследства не уменьшает твоей ответственности перед семьей, - Сан не умеет просить и говорить о том, что его реально беспокоит, потому прячет свое “пожалуйста, помни о том, что мы семья” снова за собственной деловой хваткой, позволяя себе лишь одну слабость: выделить себя в своем небольшом требовании. - Передо мной, Уен.

Сан снова усмехается, но на этот раз без издевки, без высокомерия и без каких-либо поспешных выводов, а лишь потому, что осознает: еще пару дней назад он бы никогда не позволил себе проявить к Уену заботу, а сейчас делает это без каких-либо угрызений совести и мыслей о том, что подобным отношением демонстрирует Уену свою слабость. Сан не слаб. И Уен - Сан сейчас это видит, глядя на него наконец через призму собственного восприятия, а не навязанного матерью, преисполненного к семье Чон ненавистью - этого, как никто иной, достоин.

- Давай поедим, ты же голодный. Что ты будешь заказывать? Что здесь, по-твоему, вкусно?

san

- Если ты не бежишь в уборную после этого блюда, чтобы сплюнуть и проблеваться, то это лучшая похвала повару, - по-доброму усмехается Сан, переворачивая страницы меню в поисках напитка для себя, окончательно определившись с выбором блюда. - Думаю, именно лапшу с морепродуктами я и закажу, - его не удивляет нелюбовь Уена к морепродуктам, ведь он ни раз был свидетелем скривившегося от брезгливости и отвращения лица младшего брата, когда очередной сменившийся семейный повар по незнанию предлагал братьям одобренный отцом ужин. Отец никогда не мог запомнить их с Уеном предпочтения во всем, особенно в такой мелочи, как еда: не помнил того, что Уен не любит морепродукты, что у Сана аллергия на арахис, что они оба не переносят дуриан и только под страхом смерти смогут съесть саннакчи. Отец не любит забивать голову тем, что не имеет весомого значения в его жизни. Он даже подарки дарит им одинаковые, чтобы не заморачиваться с выбором, бессмысленно отнимающим драгоценное время. И Сан готов дать голову на отсечение, утверждая, что даже подарки выбирает не он самолично, а его приближенный помощник. Сан - не отец, и он многое в Уене замечает, просто никогда не акцентирует на этом внимание. Он само собой разумеющимся воспринимает то, что знает о брате слишком много для родственника, с которым изначально не заладились отношения. Для него подобные мелочи - это обыденность, сравнимая с тем, что брат в курсе того, что Сан беспокойно спит, что всегда, только проснувшись, накрывается одеялом, за ночь сбившемся под ноги, что по утрам первым делом предпочитает пить воду, а не кофе, что не любит, когда на него смотрят, когда он занят чем-то важным, вроде чтения книги или подготовки отчетов в офисе. Все это - обыденная жизнь, свидетелями которой они в любом случае становятся, проживая одну общую в стенах родного дома. Замечать что-то друг в друге и запоминать это - и есть семейные отношения. Ведь так? Сан, по крайней мере, так считает, потому что иной заботы никогда не знал и не умел проявлять. - И, наверное, я возьму пиво. Ты не против? - Сан плохо проявляет заботу и привязанность, но с годами все же научился хоть чему-то, например, беспокоиться о том, что брату, оказавшимся сегодня за рулем, может не понравится то, что он не сможет вместе со старшим выпить немного алкоголя.

Сан, продолжая вчитываться в меню, от раздумий тихо постукивает пальцами по столешнице, но мысли его занимают вовсе не еда и выпивка, а вопросы Уена, на которые он не решился ответить сразу. Ему все еще неловко говорить с братом начистоту, особенно о собственных намерениях и о том, что именно он вкладывает в каждую сказанную фразу. Уен, как никто иной, знает, что Сан никогда и ничего не говорит просто так, что его невозможно подловить на банальном “просто так ляпнул” и “сказал, не подумав”. Слова для Сана столь же ценны, как и деньги, потому он ими никогда не раскидывается, в отличие от открытого для общения Уена. Сан всегда тщательно подбирает слова, обдумывает то, к чему они могут привести, просто потому что его так воспитывали и его этому всю жизнь учили: влиять на людей и просчитывать свои ходы наперед. Он и сейчас взвешивает для себя все “за” и “против”, прежде чем принять решение о том, говорить с братом прямо или нет. Он взгляд поднимает на Уена, вглядывается, пытаясь понять, способен ли он сейчас принять все то, что Сан хочет ему сказать. И тихо прокашливается от нерешительности, потому что слишком много неизвестного в этой странной для них обоих ситуации.

- Ты - не отец, Уен. Ты прав, - прерывает молчание Сан, закрывая свое меню и снимая, наконец согревшись, с себя кожаную куртку. - Но и я - не отец тоже, поэтому я не буду ничего говорить против, если ты принял свое решение по поводу бизнеса, хотя и считаю твой поступок, как минимум странным. Мне не все равно, но твое мнение тоже важно, - он кладет руки перед собой, сцепив пальцы в замок по старой привычке, когда учился подавлять в себе слишком яркие эмоции. И эмоции, которые его сейчас одолевают - это вовсе не агрессия и злость, а волнение и беспокойство от первой искренности в адрес брата. - В детстве я вел себя по отношению к тебе отвратительно. И мне жаль. Правда жаль. Но я вырос Уен, понял многие вещи, которые тогда казались мне абсурдными, - Сан потирает большие пальцы друг о друга, пытаясь подобрать правильные слова, которые бы смогли хоть немного не звучать столь же нелепо, как его слова о сожалении любому человеку, знавшего Сана еще подростком. - Я многого не понимал и не замечал, но я…

Монолог Сана прерывает официант, вновь вошедший невовремя в их уединенную кабинку, и потому Чхве не остается ничего другого, как сделать заказ. Он расцепляет руки, ведет диалог с парнем по поводу марки пива, прислушивается к чужой рекомендации и даже одаривает после незнакомого человека улыбкой. Ему намного проще и легче вдали от офиса, университета и отца. Ему намного проще и легче рядом с Уеном: всегда так было, только навязанное отрицание и злоба по отношению к брату мешали это до конца осознать. Он терпеливо ждет, когда брат сделает свой заказ, а за удалившимся официантом закроется дверь, чтобы продолжить то важное, что он хотел донести до Уена.

- Наверное, уже поздно, но я хотел бы наладить с тобой отношения. И, если ты позволишь, стать для тебя тем братом, которым я должен был быть с самого начала, - Сан снова опускает руки под стол, осознавая, что вероятность отказа намного выше вероятности того, что Уен так просто простит ему все годы неприязни и отторжения с его стороны. - А сказав про обязанности перед семьей, я имел ввиду… - Сан нервно касается языком внутренней части нижней губы в месте заросшего прокола, оставившего едва заметный шрам на коже. - Получив свою “свободу”, которую ты так хочешь, не забывай о семье. Не покидай нас, - он тяжело вздыхает, проведя рукой по волосам, убирая спадающие на глаза пряди волос. Слова, наполненные болезненным ожиданием и надеждой, даются ему крайне сложно, ведь никогда еще он не позволял себе с братом быть настолько откровенным. - Не покидай меня, Уен. Мне это важно. Сейчас, по крайней мере.

san

Сан не может не хмуриться, когда Уен уверенно говорит о том, что в будущем, несмотря на кровные связи, их жизненные пути могут однажды разойтись. Чхве не привык делиться, не привык уступать, особенно в том, что ему кажется крайне важным. Сейчас, когда сам Сан стоит на пороге того, чтобы признать очевидное: ему одному не справиться, ему необходим Уен рядом - все это кажется неимоверно раздражающим и нереальным. Он морально не готов даже согласиться с тем, что они с братом не обязаны быть всю жизнь вместе, не обязаны жить до конца своих дней под одной крышей, не говоря уже о том, чтобы однажды суметь найти в себе силы для того, чтобы отпустить Чона младшего жить своей собственной жизнью. Сан не согласен с Уеном. Он всей своей душой против. Но ему вполне хватает выдержки и здравомыслия для того, чтобы не высказать свои мысли по поводу их будущего вслух. Он просто слушает брата и для вида - только лишь для вида - кивает головой, давая понять лишь то, что понимает все о чем, ему говорят. Сан и правда понимает, но не принимает, как и не принимает тот факт, что Уен, даже не будучи полноправным владельцем компании не сможет влиять на нее. Уен, как бы тот не хотел избежать участи наследника, давящей на него и мешающей обрести долгожданную - в его личном понимании - свободу, все же никогда не станет тем, кто не способен изменить однажды привычный уклад  дел их семейного бизнеса.

Сан безразлично наблюдает за официантом, позволяя себе на время отвлечься от серьезного - пожалуй, слишком серьезного для двух совершенно не близких друг другу братьев - разговора. Он неосознанно прикусывает нижнюю губу, когда незнакомый парень переливает для него пиво в высокий стеклянный стакан, но вовсе не концентрируясь на действиях обслуживающего персонала, а лишь по одной причине - он задумался над следующим своим шагом. Сан не знает как еще дать понять младшему о том, что тот небезразличен для него, как было прежде, что сам Чхве кардинально изменился за эти пару лет, что они пережили без конфликтов и выяснений отношений, которые всегда заканчивались одинаково - злостью и непринятием очевидных вещей. Сан думает о том, что Уен, возможно, с непривычки или просто от неверия происходящего, не воспринимает его слова достаточно серьезно. И все, на что Чхве может полагаться - небольшой опыт общения с людьми и выводы, которые он смог вынести от прежних отношений. Людям нужно чувствовать себя особенными и важными. Им крайне необходимо испытывать яркие эмоции, чтобы задержаться подле, хотя бы ненадолго. И Сан готов это дать Уену, несмотря ни на что, даже проигнорировав собственные гордость и упрямство.

- Я виделся сегодня с матерью, - говорит он, не поднимая взгляда и перебирая палочками принесенную для него лапшу, потому что не решил окончательно насколько он готов позволить себе быть честным с человеком, которому нет необходимости знать всей правды. - И мы с ней немного повздорили, - Сан вздыхает, возможно, оттого, что вспоминать произошедшее ему не в радость, а возможно потому, что обсуждать мисс Чхве крайне непривычно вообще с кем-либо, не говоря уже о том, чтобы открывать ее нелицеприятные стороны человеку, которого она ненавидит. - По поводу тебя. Ты ей не нравишься, - он сглаживает все возможные углы, чтобы внимание брата было сконцентрировано не на негативных эмоциях, а лишь на положительных, связанных только с их изменившимися отношениями. - Она не очень хорошо о тебе отзывалась, а я заступился за тебя. И ей это не понравилось. Она считает, что ты мне неровня. Я же считаю по-другому. И именно это стало причиной для нашей с ней ссоры.

Сан откладывает палочки в сторону и делает глоток алкоголя, чтобы сделать паузу, в которой он и его решительность в эту минуту очень нуждаются. Он не уверен в том, как именно брат отнесется к услышанному, именно поэтому каждое слово, которое он произнесет следующим должно быть тщательно обдуманным.

- Я горжусь тем, что ты мой брат. И никому не позволю говорить о тебе мерзости, - Сан местами не договаривает, местами преувеличивает и приукрашивает по старой привычке вести переговоры с людьми, которые не вызывают полноценного доверия. - Не считая, конечно же меня самого, - позволяет себе короткую и ничего не значащую шутку, чтобы немного разбавить серьезность сказанного. - И то, что она не смогла меня услышать и понять сегодня, меня расстроило. И поэтому мне захотелось встретиться с тобой. Просто захотелось тебя увидеть и убедиться в том, что я все же был прав, несмотря на ее неодобрение, - Сан знает, что они с Уеном не всегда понимают друг друга и что единственный способ это исправить - диалог, который раньше никогда не был столь продолжительным и откровенным. -  Я считаю, что ты мне ровня, что ты, как никто другой, достоин того, чтобы я о тебе беспокоился, чтобы я тебя уважал. И думаю, что я готов стать для тебя лучше, чем я был до этого дня, чтобы и ты однажды с гордостью мог назвать меня своим старшим братом, - в семье Чон принято все выяснения отношений сводить к сухому заключению сделок и договоров, но первая попытка, по мнению самого Сана, переступить эту черту и вывести разговор на проявление чистых эмоций и чувств, вышла не такой уж дерьмовой. - Я был расстроен. Ладно, если честно, очень расстроен. Но рядом с тобой я чувствую себя намного лучше. Всегда так было, не знаю почему. Ты дорог мне, пусть и мы с тобой и не близки. Но я думаю, что это не поздно исправить. Ты так не считаешь?