san

Сан едва заметно облегченно выдыхает, услышав ответ Уена, который не заставил себя долго ждать. Отсутствие молчания брата и затяжных пауз между фразами говорит ему лишь об одном: об уверенности младшего в сказанном. И этого Сану вполне достаточно для того, чтобы успокоиться: его поняли, приняли и простили. Просить прощение у людей Чхве всегда выходило из рук вон плохо, потому что искренности в собственных намерениях и раскаяниях в этот момент удавалось наскрести неимоверно мало. Но сейчас, имея дело с Уеном и с их общим прошлым, которое было пропитано с самого зарождения притворством и детской неосознанностью всего происходящего, слова сожаления вышли куда откровеннее. Сану действительно жаль. Жаль потерянного времени. Жаль упущенных совместных моментов, которые бы могли изменить их жизни в лучшую сторону. Жаль тех самых глубоких братских чувств, которые так и не возникли между ними за все те годы, что они провели в одном доме. Сану жаль, но тратить себя на это чувство он все также не намерен, как и сутки назад. Жизнь в семье Чон научила его лишь одному - не оглядываться назад. И он не оглядывается, а продолжает позволять лишь настоящему и будущему влиять на него. Он слышит от брата: “ты важен”. И не верит этому, лишь опускает взгляд на руку Уена, что касается его пальцев, потому что для него в данный момент все это остается лишь словами, не подпитанные ничем, кроме странной эмоциональной близости, возникшей между братьями в самый сложный день в жизни старшего. Он не верит, потому что, как оказалось, важным он не был даже для собственной матери.

Уен водит пальцем по руке Сана слишком нежно и трепетно, отчего старший из братьев начинает чувствовать непривычный дискомфорт и животрепещущее волнение. Он кожей ощущает как много Чон вкладывает в каждое сказанное им слово - кажется, что намного больше, чем сам Чхве (и это чертовски обескураживает). Сан беспокоится и напрягается всем телом. Он боится довериться и поверить, не имея для этого никаких прав и шанса на то, что все это окажется не пустыми уверениями. Он допускает мысль о том, что Чон снова - в ближайшем будущем -  все испортит. Есть у младшего эта странная способность: выбивать землю из-под ног старшего и переворачивать все с ног на голову. А Сан, даже прожив с ним бок о бок ни один год, так и не научился предугадывать и пресекать подобное. Уен слишком непредсказуем. Уен слишком ведом эмоциями и собственным настроением. Уен слишком не похож на самого Сана, которого, словно гору, сложно сдвинуть с выбранной им позиции.

Сан усмехается, переводя взгляд на тарелку с едой и убирая руку, неосознанно стирая с руки некомфортные, оставшиеся теплым фантомным ощущением, прикосновения брата о штанину джинс. Он не знает и не понимает, чем отличаются эти прикосновения от других, но на подсознательном уровне чувствует, что они были иными и несли в себе нечто другое, чем сам Сан испытывает к Уену и к их сегодняшним откровениям. Он не отвечает конкретно согласием на предложение младшего прокатиться по ночному городу, но и не отказывает тому прямо в затеянном братом последующем совместном времяпровождении. Сан лишь с улыбкой говорит Чону: “ешь давай” - прекрасно понимая, что не будет против провести с братом еще пару часов наедине, когда никто не сможет им помешать дать начало их новым отношениям, которые, по их же сегодняшним обещаниям, данным друг другу, должны кардинально отличаться от тех, что еще день назад были как минимум нейтральными. Их отношения больше не могут быть нейтральными. Потому что Сану не все равно.

woo

Уён — упрямый.

Конец августа ловит его в свои объятия и дарит осознание того, что он заебался. Устал от цифр, на которые смотрит осоловело с утра и до позднего вечера, ему надоели отчеты перед отцом и однотипные лица приближенных к нему людей, не выражающие ни единой эмоции. Уён устал играть роль, которая ему совершенно не подходит из раза в раз выходя на мизансцену, что подготовил для него отец и безошибочно зачитывает привычный сценарий. Жизнь по замкнутому кругу без возможности разорвать сей порочный круг.
Он пишет: “Где ты?” уже, наверное, в сотый раз так и не получая ответа. “Я же вижу, что ты читаешь сообщения, набери мне, когда будешь свободен,” но нужный человек так и не перезванивает. “Окей, ты читаешь, по крайней мере, живой, это радует.” Уён слышит скрип ручки по бумаге, когда отец оставляет свой автограф на очередном договоре и вздыхает, переворачивая айфон экраном вниз. Уён сцепляет пальцы в замок, укладывая те на столе под стать тому, на кого отчаянно не хочет становиться похожим и наблюдает, как люди с чопорными манерами в дорогих костюмах собирают бумаги в матовые папки с логотипом Celeste de Cato. Совещание закончилось и единственный, кто не рад своему месту в этом зале — это Уён. Он чувствует себя в стенах золотой империи инородно и ограниченно, каждый день заглушая себя, переступая порог бизнес-центра, прикладывая идеальную карточку к турникету, словно входя в ад. Ему до тошноты надоела борьба с братом, он измотал себя переговорами с отцом, который из раза в раз подписывает “экономически невыгодно” на любом проекте младшего Чона, заставляя того следовать традициям, созданным еще его дедом.
— Почему ты отклоняешь любые сделки, что я предлагаю? Уён задает свой вопрос сразу же, как только дверь за последним “костюмом” закрывается. Знает, что дело не в том, что это “экономически невыгодно”, он потратил ночи, чтобы просчитать издержки и доход в долгосрочной перспективе. Причина в другом.
— Ты слишком неопытен. Отец спокоен, он даже не смотрит на него, продолжая перелистывать бумаги, что ему оставили на подпись. Время — слишком ценный ресурс, чтобы растрачивать его на разговоры даже с собственным сыном. Уён примешивает эмоции и он знает об этом.
— Не было ни одного одобрения. С каких пор цифры выглядят недостаточно убедительно для тебя?
— Ты задержался здесь, чтобы продемонстрировать мне свой характер? Уён, ты на работе, помни об этом, и помни, благодаря кому ты здесь. Мистер Чон наконец-то смотрит на него, смотрит глазами человека, который давным-давно утратил возможность пользоваться своими эмоциями и чувствами, взгляд настолько безжизненный, что младший сын под ним ёжится, но в следующий момент усмехается, — С радостью уступлю свое место другому.
Отец выгибает бровь и сканирует его тяжелым взглядом. Они не впервые спорят, не впервые расходятся во мнениях, но раньше Уён всегда отступал, как и все вокруг, позволяя подавить и себя, и собственное мнение.
Наверное, поворотным моментом стал июнь, когда Ёнджун пропал со всех радаров, перестал отвечать на сообщения и Уён утратил единственного человека в своей жизни, которому еще мог доверять. Чхве никогда ничего от не было нужно. Ни показательного веселья, ни достатка, ни новых ощущений. Уён впервые в жизни не заполнял чужую пустоту, не защищал, не заботился на пределе своих возможностей. Он просто был. И этого впервые в жизни Уёну оказалось достаточно, но все хорошее имеет свойство заканчиваться. Каждый день завершает свой бег, чтобы утром предоставить новые возможности.

— Зачем ты пытаешься меня контролировать? Он говорит спокойно, но давит вопросом, на который хочет получить откровенный ответ.
— Уён, ты здесь не в тюрьме, ты на работе. И отец тоже выделяет последнее, дабы обозначить очередные границы, забыть о которых у младшего буквально не было ни единой возможности.
— Тогда уважай мое право самому принимать решения в отношении работы, за которую ты сам обязал меня быть ответственным.

Чону уже нечего терять, рычаги давления утрачены. Спорт, за который Уён держался всю свою подростковую сознательную жизнь по-прежнему важен, но они оба понимают, что посвятить свою жизнь этому занятию Уён не сможет, потому что его место здесь, в этой золотой тюрьме, где каждый шаг отслеживается, каждое решение требует одобрения и против устоявшейся иерархии ему не пробиться. Сан? Старший брат отлично справляется, и все вокруг это понимают и принимают, в теневой поддержке младшего брата тот больше не нуждается. И в глазах отца Уён впервые замечает изумление, смешанное с осознанием: поводок ускользает.

***

Конец августа дарит ему короткую передышку. Лето всегда заканчивается похолоданием и золотой стеной падающих листьев. Уён мрачнеет, набирая очередное: “Я скучаю”, чтобы удалить сообщение так и не отправив. Ёнджун по-прежнему где-то прячется, пока Чон ломает голову над тем, что случилось и вдруг ему нужна помощь? Он злится на себя за то, что позволил ситуации утратить контроль, а после осознания злится сильнее, потому что даже в этом он становится похожим на своего отца. Уён не позволяет себе об этом думать и анализировать, иначе можно слететь с катушек. Он пишет: “Я ищу тебя” и отправляет, пряча мобильник в карман темных брюк. На нем черная футболка и кожаная куртка, которая едва греет в этот поздний вечер, когда Чон переступает порог очередной выставки, созданной свободными художниками на территории такого же свободного пространства и для Уёна, который последние месяцы жил, следуя четкому расписанию и подчинялся установленным рамкам, это глоток свежего воздуха. В мыслях сразу же воскресают разговоры с матерью и фотографии с брошюры Académie des Beaux-Arts, сброшенной ему на прошлой неделе. На него кто-то налетает, выбивая все идеи о другой возможной жизни, сгребает в объятия, и спрашивая, где он пропадал и следом, что рад его видеть. Уён тоже рад, его прельщает созданная здесь атмосфера и он наконец-то дышит, до отказа насыщая легкие, пробуждаясь словно от перезагрузки.

Все хорошее имеет свойство заканчиваться и вечеринка утрачивает свою актуальность, когда мысли Уёна заполняют вовсе не ассоциации от развешанных повсюду картин и не попытка в анализ, что пытались донести до остальных молодые и талантливые. Его мысли, расслабленные под напором алкоголя крутятся вокруг нескольких имен, связанных с кардинальными для Уёна решениями и лишь одно способно подарить ему утраченное спокойствие и уверенность в собственных действиях. Ёнджун. Простое осознание и принятие очевидного подхватывает Чона на волнах вновь обретенной расслабленности, подталкивая его вперед к месту, где они когда-то встретились впервые. Какова вероятность того, что он застанет Чхве именно сегодня, когда острая нехватка в близости отзывается покалыванием на кончиках пальцев от нетерпения. Какова вероятность того, что Ёнджун все еще работает в этом месте? Какова вероятность того, что тот захочет с ним разговаривать, если тот добровольно отказался от их общения несколько месяцев назад? Снова цифры, матрицы и теория вероятности, опираться на которые Уён сегодня отказывается. Он просто надеется, что ему банально повезет, когда он вновь переступает порог караоке-бара, где когда-то Ёнджун по неосторожности и природной ответственности наткнулся на пьяного и разбитого парня по имени Чон Уён, переживающего очередной кризис в отношении собственного брата, что в очередной раз отозвался на заботу, ставшего уже бывшим, лучшего друга младшего. Клише на грани моветона. Уён так долго на себя тогда злился, был непривычно колючим в общении и почти не улыбался, по крайней мере искренне. Но уцепился за нового знакомого, словно от дальнейшего общения зависела вся его последующая жизнь. Трудно сказать, чем именно Ёнджун его так сильно зацепил, возможно, абсолютно иным образом мышления, может быть, фразами, которые не были четко выверены, как у всех в его, уёновом, круге, а может все дело было в том, что Чхве вовсе не пытался с ним подружиться ради какой-то собственной выгоды? Вероятно, причин было много, но все они остались не озвученными на подсознательном уровне. Искренность не всегда встречается с искренностью.
Но Чон сегодня чертов везунчик, потому что когда он проходит к администратору, то слышит знакомый голос, по которому так долго скучал, разворачивается на звук и встречается с тем, кого потерял, когда Чхве выходит из какой-то комнатки, безостановочно рассказывая о чем-то пацану, которому вряд ли есть, хотя бы, двадцать.
Привет, давно не виделись. Надеюсь, у тебя сегодня все в порядке со временем? — Уён все еще обожает задавать двусмысленные вопросы по привычке получая неоднозначные ответы.

san

Сегодня особенный день. Сегодня, пожалуй, единственный день в году, когда Сан может позволить себе сказать Уену - конечно же, не напрямую - о том, что тот для него особенный и важный. И день рождения как ничто другое подходит для этого события. Сан месяц мучался сомнениями и размышлениями о том, что же может вместо него сказать младшему: “я люблю тебя и я счастлив, что у меня есть ты”. Он держит в ладонях небольшую подарочную коробку, поднимаясь к себе в комнату и надеется на то, что не столкнется случайно с братом где-нибудь в коридоре. Чхве не любит ни получать сюрпризы, ни делать их для кого бы то ни было. Но именно сегодня он хочет наполнить вручение подарка интимной обстановкой, скрыв от отца и всего мира эмоции Уена, до которых старший из братьев в последнее время стал жаден. Сан не хочет открывать отцу их с младшим братом изменившиеся отношения, как до сих пор скрывает от родителей сделанную еще в подростковом возрасте татуировку. Просто отец не поймет. Сан это прекрасно осознает. Мистер Чон не будет, в отличие от его детей, придавать этим изменениям значения. А Сан дорожит тем, что между ним и Уеном возникло после первого совместного ужина в августе, когда они только начали позволять друг другу становиться ближе. Сан не терпит, когда его старания обесцениваются, и потому он переносит вручение подарка на более поздний срок, ограничиваясь сегодняшним утром лишь коротким: “с днем рождения, Уен”. И, если бы отец был более внимателен к сыновьям, то и в этой, казалось бы, незначительной фразе он смог бы уловить ту самую странность, что могла насторожить: Сан раньше крайне редко называл брата по имени, тем более при этом не вкладывая и капли раздражения в голос. Любой, но не их отец, может заметить то, как быстро и основательно рушится стена, созданная из презрения и высокомерия Сана, выстроенная между ним и младшим братом. Это замечают в университете, когда Сан отбивает право сидеть на лекциях рядом с Уеном короткой, но решительной фразой: “прощаю”, когда к нему неуверенно обращаются с “прости, но это было мое место”. Замечает их семейный повар, когда Сан просит поменять блюдо на ужин, узнав, что отец снова утвердил морепродукты, которые младший Чон терпеть не может. Замечает личный водитель отца, наблюдая через зеркало заднего вида за тем, как непривычно тепло и раскрепощенно Чхве говорит с Уеном по телефону, договариваясь о встрече. Замечают все, но не отец. И Сана это вполне устраивает.

Жизнь и сам Сан бесповоротно меняются в этих отношениях. И ему эти изменения по душе, ведь ничто не дарит ему столько спокойствия, как время, проведенное с единственным человеком, которого он с уверенностью может назвать близким. Сан заходит к себе в комнату и немного замешкавшись от вновь нахлынувших на него сомнений в выборе подарка, тяжело вздыхает. Он хочет, чтобы сегодня у Уена все было совершенно. И позволить себе ошибиться с подарком - непозволительная роскошь. Сан просто хочет, чтобы брат был счастлив с ним настолько же, насколько и сам Сан был счастлив эти последние месяцы, проведенные с братом. Он кладет подарок на полку рядом с приготовленным заранее не запечатанным конвертом и прикрывает, наверное, слишком наивный для Чхве Сана сюрприз футболкой, чтобы, если вдруг Уен вздумает заглянуть к нему в комнату, младший брат, заметив подарочную упаковку, не ринулся ее открывать раньше времени. Чхве вздрагивает, когда со спины раздается голос брата, кричащего из-за двери о том, что отец дома. Он успевает оказаться у порога своей комнаты до того, как Уен набрался бы смелости войти. Сан преграждает путь парню собой и шутливо выталкивает того обратно в коридор, упираясь ладонями в чужую грудь.

- Я и с первого раза услышал, не утруждайся, - улыбаясь, говорит Сан, нисколько не смущаясь близости лица брата к своему. Он привыкает к Уену и к его прикосновениям на удивление очень быстро. Он больше не отталкивает его и не чувствует себя неловко, когда позволяет им быть ласковыми друг с другом. Это стало привычно - любить Уена и принимать его таким, какой он есть: тактильным и более открытым, чем сам Чхве. - Пойдем, отца не стоит заставлять ждать, сам ведь знаешь, - он берет младшего за руку для того, чтобы не позволить тому сконцентрироваться на странно взволнованном (для прежнего Чхве Сана) поведении. Он ведет младшего за собой без лишних слов и отпускает лишь тогда, когда ступает на последнюю ступень лестницы, ведущей на первый этаж их коттеджа. Общество отца всегда взваливала на Сана определенное поведение, в котором постоянно присутствовали холод, сдержанность и скованность. Отец - не Уен. Отец от него всегда требовал больше, чем сам Сан мог ему дать. И это всегда откладывало в нем нечто, что заставляло быть совершенно неестественным и замкнутым.

- Добрый вечер, отец. Ты рано. Переговоры прошли успешно?

В мире Чона старшего никогда и ничего не было важнее бизнеса. Даже совместный семейный ужин в честь дня рождения одного из сыновей мог отложиться на поздний вечер, граничащий с ночью, если того требовало расписание главы семьи. И именно поэтому сыновья никогда не могли быть с ним близки и откровенны. Они никогда не были у него на первом месте: они это не просто всегда чувствовали - они это знали как то, что солнце восходит на востоке и заходит на западе. Сан немного разочарован скорым приездом отца, потому что хотел хотя бы еще несколько часов побыть с Уеном наедине, не имея возможности из-за небольших проблем на работе провести с ним время после занятий в университете. Сан взволнован возможностью сделать для брата что-то приятное, порадовать его незначительным (для бюджета их семьи) подарком, но всеми силами старается не подавать вида. Он, кажется, каждый стук своего сердца ощущает грудной клеткой, но при всем при этом сдерживает себя перед отцом, вновь надевая на себя маску безукоризненного контроля над собой. Сан должен быть похож на своего отца. По крайней мере рядом с ним и с теми, кто его знает достаточно хорошо, чтобы иметь право говорить с мистером Чоном о его сыновьях и о том, подобающе ли они держатся в обществе, чтобы не опорочить достойное имя их отца. И именно это по сей день заставляет Сана вести себя с Уеном в компании отца немного иначе, чем наедине. Наедине он без тени сомнений касается Уена, говорит с ним на равных и может длительное время смотреть тому в глаза, не отводя взгляда. Наедине он может позволить себе любить брата, как того желает, не придерживаясь нерушимых правил дома семьи Чон, где ничто не потерпит резких изменений и непослушания.

san

Отец снимает с себя пиджак, отвечая Сану на вопрос по поводу переговоров, и даже не смотрит на сыновей, потому что мысли его заняты исключительно будущим компании. Да, заседание прошло более успешно, чем предполагалось, но все же не настолько, чтобы праздновать это событие открытием дорогостоящего столетнего вина на ужин, как мистер Чон поступал на протяжении  вот уже нескольких десятилетий, когда удавалось выбить значительную прибыль для семейного дела. Недовольство и неудовлетворенность - двигатель бизнеса. И отец, к сожалению, впитал в себя эти два чувства сполна. Не только в отношении работы и деловых связей, но и в отношении своих сыновей. Сан, наверное, и вспомнить не сможет даже один случай из жизни, когда они с Уеном услышали бы от отца похвалу или просто заметили бы в его глазах отражение внутреннего удовлетворения ими или просто чувства отеческой гордости. Хоть немного. Хоть иногда. Главе семьи Чон всегда и всего мало. И оба его сына, наверное, этим на него похожи.

Сан, привыкший к отцу за время жизни с ним, не придает значение его не расположенного к общению настроению, и продолжает задавать вопросы, пока повар в столовой расставляет приборы и закуски, готовясь подать ужин. Сан знает, что отец, видя заинтересованность в его делах, постепенно станет чуть мягче и спокойнее, ну, а самому Чхве даже притворяться не нужно - ему и правда интересно. Он внимательно слушает какие требования выдвинули главы содружественной компании и какие убытки они - отец и все, кто владеет акциями его компании - понесли. Сан легко поддерживает разговор с ним, уточняет детали, уже автоматически строя планы на будущее, которые смогли бы урегулировать работу и уравнять хотя бы на время доход и потери компании. Сан и отец говорят на одном языке и, кажется, без слов понимают друг друга, и в этой беседе ненароком забывают об Уене. Именинник остается незамеченным ими до самого ужина, когда Сан уже, возможно, привычным движением подает тому тканевую салфетку - еще одна новая деталь в их отношениях, не приметная для чужого взгляда. Чхве никогда не заботился о Уене и уж тем более не нарушал этикет ради него. Несомненно старший из братьев вполне смог бы воздержаться от этого простого движения, вовремя опомнившись, если бы не был увлечен новостями компании. Отцу и всем работникам их семьи не стоит знать, что их отношения изменились, что между ними возникло совершенно чуждое для них ранее чувство - чувство привязанности.

Всем членам семьи разливают вино по бокалам, пока Сан складывает салфетку треугольником и, как подобает, кладет ее складкой к себе на колени. Он ест не спеша, давно искоренив в себе манеры мальчика-бедняка, который в первое время никак не мог наесться блюдами, которые видел лишь по телевизору, и всегда торопился из страха вновь остаться голодным. Они ужинают в полной тишине, потому что отец не любит, когда единственное его свободное время нарушают бессмыслицей и ненужной суетой. Сан отрывает взгляд от тарелки лишь в момент, когда отец поднимает бокал, привлекая к себе внимание. Мистер Чон - человек, который ценит не только свое время, деньги и влияние, но и собственные слова, особенно те, что хоть немного пронизаны искренностью - всегда умело акцентирует внимание окружающих на себе, не прилагая для этого никаких особых усилий. Когда мистер Чон начинает говорить, все волей или неволей прислушиваются к нему и напрягаются, потому что никто и никогда не знает к чему этот монолог может в итоге привести. Отец говорит о Уене, и это даже похоже на привычное для других поздравление с днем рождения, которое всегда сопровождает совместные ужины, устраиваемые по поводу такого праздника. И это вызывает у Сана едва заметную улыбку на губах, ведь в такие моменты, когда они все становятся похожи на обычную семью, проводящую время вместе, не может у него не вызвать радость, когда сам себе наконец позволил чувствовать себя в доме Чонов “своим”. Но идиллия эта длится недолго, ведь отец снова - было бы удивительно, наверное, наоборот, если бы этого не произошло - начинает говорить о том, что его не устраивает в Уене и в его нынешнем поведении. Он перечисляет все оплошности младшего из братьев: переданные акции, отсутствие сына в работе компании, его отчужденность от семейного бизнеса, сомнительные отношения с каким-то неизвестным Сану парнем. Сан понимает к чему ведет отец, какие слова его будут следующими: для этого не нужно быть провидцем, а достаточно лишь быть свидетелем нескольких их редких семейных вечеров, которые им удавалось проводить всем вместе.

- Я вижу, тебе это совсем не интересно, Уен? - голос отца становится тверже, и Сан невесомо опускает ладонь на колено брата, безмолвно прося его быть сдержаннее и вести себя так, как от него требуется. - Мне кажется, ты забыл, что вся твоя жизнь полностью зависит от меня и моей компании. - Сан сжимает колено Уена, сам едва проглатывая слова о том, что это не компания отца, а компания всей их семьи, начиная с деда, доживающего дни в своем доме на Чеджу и не желающего больше ввязываться в бесконечные проблемы бизнеса. - О чем ты вообще думаешь? - Чхве всегда удивлялся как отцу удается в обычную фразу внести столько концентрированного высокомерия и унизительного для любого человека отвержения, способного ранить и выставить слушающего несмышленым ребенком в глазах свидетелей. Сан до сих пор не замечает, что сам этому давно уже мастерски научился у отца, неосознанно перенимая его манеру общения за годы жизни в семье Чон. Он пару месяцев назад также общался со всеми - общается, конечно, до сих пор, но не с Уеном, которого не так давно принял как равного себе и отцу. Уену каким-то невообразимым образом удалось переступить ту невидимую черту, что отделяла его от Сана и его доверия, но черту, разделяющую его от отца, Чону почему-то до сих пор не удалось преодолеть. И иногда Сан задается вопросом: может, это лишь потому, что сам Уен этого не так уж искренне и хочет?